Аспект белее смерти
Шрифт:
У меня бешено колотилось сердце, я навалился спиной на плетень и с шумом перевёл дух. Рыжуля уже не хохотала в голос, но так и продолжала давиться смехом, едва сумела спросить:
— Серый, зачем?!
От раскрасневшейся девчонки пахло вином, меня это покоробило.
— Лука же велел не высовываться! — заявил я, даже не пытаясь скрывать своего раздражения.
Рыжуля фыркнула.
— Мало ли что он велел! — Она покачнулась и навалилась на меня, прижала к скрипнувшему под нашим весом плетню. — Так ты всерьёз толковал о том, чтобы прибиться к бродячему
Неожиданный вопрос удивил до крайности, но отвечать на него не пришлось. Рыжуля поцеловала меня, и враз пошла кругом голова, а ноги сделались ватными, дыхание перехватило.
Царь небесный!
Время остановилось, но, увы, только лишь для меня одного, через шум крови в ушах пробился оклик:
— Серый! Рыжуля! Вы где?
Рыжуля мигом отстранилась, я в некотором обалдении вылез из кустов на тропинку и отозвался:
— Здесь мы!
Подбежал Хрип, шумно выдохнул и сказал:
— Тебя Лука требует. Срочно! — Он во все глаза уставился на выбравшуюся вслед за мной Рыжулю и спросил: — А вы чего тут?
— Прячемся, — буркнул я и уточнил: — Как там?
— Усатый с корешами скрипача вздул, — рассмеялся Хрип, — а потом их самих погнали!
— Ну хоть так, — проворчал я. — Проводи Рыжулю к нашим. — И махнул той рукой. — Всё, побежал!
На девчонку даже не взглянул. И без того уши припекало так, что ещё немного и дым повалит.
Лука дожидался меня у чёрного хода «Золотой рыбки».
— Ну ты где пропал? — прошипел он. — Договаривались же!
— Потом расскажу, — отмахнулся я. — Чего тут?
— Идём!
Дверь стояла распахнутой настежь, на улицу то и дело выносили из кухни еду, а с ледника напитки, стену там подпирал Баламут — здоровенный детина со сбитыми костяшками. На нас он даже не взглянул, и Лука беспрепятственно провёл меня внутрь. В основном зале бывать уже доводилось, в заднюю комнату попал впервые. Размерами она мало уступала основному помещению, место во главе длинного стола занимал Бажен — чернявый и нескладный, с крупной головой и бочкообразной грудной клеткой. В босяках у него было прозвище Головастик. Только это было давно, сейчас за такое обращение могли и язык отрезать.
Короткая тёмная бородка главаря была аккуратно подровнена, а вот шевелюра растрепалась. В расстёгнутом вороте рубахи желтела золотом цепь.
По правую руку от него сидел слишком уж франтоватый для этого сборища Пламен, по левую — костолом Волче. Внешне они казались полной противоположностью друг другу, а на деле были одного поля ягоды. Живоглоты.
Ну и ещё пяток жуликов по лавкам расселись, знал всех — эти были просто на подхвате.
Лука пихнул меня в бок, а сам, повинуясь жесту Бажена, опустился на лавку. Угощением его обделили и пива не налили, но пригласить за стол — пригласили. Меня — нет.
Я стянул с головы картуз и пробормотал:
— Вечер добрый!
Бажен хмуро глянул, приложился к оловянной кружке и потребовал:
— Говори!
— А чего говорить-то? — пожал я плечами, больше даже изображая смущение,
— Не юли! — потребовал Пламен и резко прищёлкнул пальцами.
Огоньки свечей в стоявшем перед ним подсвечнике враз вытянулись, став в ладонь длиной. Я чуть рот от изумления не разинул.
Бажен погрозил мне куриной ножкой и сказал:
— Кто драку затеял?
— Они! — уверил я собравшихся и поспешно добавил: — Да правда они! Зуб даю! Меня Жучок окликнул, я обернулся и слова ему ещё сказать не успел, как от Лешика в грудь получил. А кто-то из мелких подножку поставил. Трое их было.
— И вот так — без разговоров?
— Да ржали они чего-то. Я обернулся разобраться и сразу выхватил. Может, пошутить решили, только несмешно получилось.
— Точно они первыми начали?
— А на кой чёрт мне одному троих задирать?
Бажен прищурился.
— Так ты не один был! Вот скажи, кто Жучка спицей ткнул?
— Девчонка из наших ткнула, только она в драке не в счёт!
— А чего её с собой не привели? — заинтересовался Волче, хрустнув сбитыми костяшками. — В драке девка, может, и не в счёт, но язык-то у неё есть! Подтвердила бы твои слова!
Тут впервые подал голос Лука.
— Язык без костей, за словами следить не умеет, — веско произнёс старший Гнилого дома. — Ей на толковище голову заморочат — сболтнёт чего, мы ещё и крайними останемся!
Бажен кивнул, и, повинуясь его жесту, Кудрявый наполнил оловянную кружку из стоявшего на столе кувшина с пивом и передвинул её Луке.
Тот явственно воспрянул духом и спросил:
— Толковище в лодочном сарае будет?
— Там, — подтвердил Бажен и резким движением пальцев сломал куриную кость. — Смотри, Лука, я за вас вписался. Если насвистели и сами виноваты, три шкуры спущу, чтобы другим неповадно было!
От нескрываемой угрозы в голосе главаря стало не по себе, на миг я даже пожалел, что поддался на уговоры Луки, но сразу вспомнил недавний поцелуй и укорил себя за мимолётную слабость.
Ерунда! Выгребу!
Глава 11
3–6
Лодочный сарай был длинным, просторным и тёмным, мрак в нём едва-едва разгоняли закреплённые на стенах лампы. За масло для них распоряжавшийся тут древний старикан брал отдельную и отнюдь не самую маленькую плату. Обычно здесь проводились кулачные, петушиные и собачьи бои, а ещё устраивали толковища те жулики, коим было не по чину встречаться на пустырях.
Мы зашли через одну дверь, Истома с присными попал внутрь через другую, в противоположном конце строения. Покровитель босяков из Угольного тупичка был выше и стройнее Бажена, сложением он напоминал самую малость растерявшего форму акробата, а вот одевался как какой-нибудь купчик или чинуша. Заявился на толковище в надраенных яловых сапогах, прямых штанах и неброском синем сюртуке, разве что на шею повязал слишком уж цветастый платок.