Аспект белее смерти
Шрифт:
— Это чего тут?
— Духолов прикатил, — пояснил босяк и глянул сверху вниз. — Не слышал разве, приблудные духи бродягу высушили?
— Так это в прилив было!
— Не-а… — покачал парень головой. — В прилив первого. Второго этим утром нашли.
Я не удержался и присвистнул.
— И где?
— За Свиным углом.
— Дела!
— Угу, — согласился со мной Сыч. — Барон велел препятствий церковникам не чинить, а кто дурить начнёт, того бить нещадно.
— С Бароном шутки плохи, — кивнул
— На заднем дворе глянь.
Я обошёл дом и сразу наткнулся на Сивого и Гнёта. Первый больше не красовался жилеткой, второй скрёб босую пятку.
— О как! — поразился я. — А обновки ваши где?
Парни кисло глянули в ответ.
— Мы на праздник поносить брали! — напомнил Гнёт.
— Лука сказал вернуть? — догадался я.
— Ага, — бесхитростно подтвердил Сивый и шмыгнул носом. — Завёл себе любимчика!
— Вздуть его надо! — рубанул рукой воздух Гнёт.
— Луку? — пошутил я, но пацанам было не до смеха. Мне посоветовали катиться со своими хохмочками прямиком к чёртовой бабушке. Ну и я в долгу не остался. Чуток пособачились.
Наши мелкие рыли носами землю, выискивая оброненные медяки и оторванные пуговицы, а заодно прочие хоть сколько-нибудь ценные вещички. Найденное они таскали Гнёту и Сивому. Я нигде не заметил Рыжули, и поскольку заявился на задворки «Золотой рыбки» исключительно ради девчонки, то задерживаться там не стал и отправился восвояси. На соседней улице привязался чей-то кудлатый пёс с обрывком верёвки на шее. Наглая собаченция всерьёз вознамерилась меня покусать, едва сумел отогнать её выломанной из заборчика штакетиной.
Тварь какая!
В иной раз я бы после такого непременно сделался всеобщим посмешищем, ещё бы и ограду чинить заставили, а сейчас никто ни на заливистый собачий лай, ни на треск доски внимания не обратил. Очень уж увлечённо судачили о чём-то местные кумушки. Но штакетину я в любом случае на место вернул. Дальше столковался с двоюродным братцем об уроке грамоты и честно заплатил за него и за прошлый две деньги, а когда после пересчитал монеты, то с превеликим сожалением отказался от похода в булочную и поплёлся сразу домой.
В Соломенном переулке одолела детвора, пришлось развлекать малолетних оболтусов фокусами, зато получил от них пару сухарей с изюмом. Мальцы рассказали, что никто из наших в Гнилой дом пока не возвращался, так что я дошёл до уходившей в камыши тропинки, а там уселся на плоскую каменюку, запрокинул голову к облачкам и попытался втянуть в себя то, что полагал энергией неба, но нисколько в этом не преуспел. Дышал и дышал. Ни тепла, ни стылости. Ничего.
О-хо-хо! Хорош бы я был, сунувшись со своими выдумками к монастырскому целителю!
Накатило разочарование, но как раз в этот момент в переулок завернули Рыжуля, Мелкая и Хват. Последний тащил две корзины, девчонки шагали налегке.
Я
— Привет!
Рыжуля улыбнулась, Мелкая состроила рожицу, Хват протянул мне одну из корзин и спросил:
— Ты чего тут?
— Да так, — неопределённо пожал я плечами. — Что тащите?
— Мослы. Похлёбку варить будем.
— И костный мозг есть! — расплылась в счастливой улыбке Мелкая и облизнулась.
Мы двинулись к зарослям камыша, Рыжуля вдруг глянула на меня и спросила:
— Серый, ты уже завтра с тем дурачком дерёшься?
— Ага, — подтвердил я с показной беспечностью. — Взгрею его.
— Осторожней давай.
Хват расхохотался.
— Да Жучок слабак! Все они там, в Угольном тупичке, малахольные!
И вот тут невесть с чего стало не по себе. Хват ведь не пытался меня подбодрить и нисколько не бравировал. Так оно и было на самом деле. Вчера наши, как узнали, о чём старшие столковались, сразу наперёд поздравлять начали.
Но тогда на кой чёрт Истома на кон червонец поставил?
— Прям все-все малахольные? — хмыкнул я, перебирая в памяти босяков из Угольного тупичка.
— Там рано горбатиться начинают. Если только этот…
Хват прищёлкнул пальцами, но осёкся и вытаращился на вывернувшего нам навстречу патлатого юнца в грязных башмаках и по колено мокрых штанах. На приблудного бродягу и даже босяка тот, несмотря на синяк под глазом, нисколько не походил, очень уж прилично был одет. Льняная рубаха, бархатная жилетка со сложной вышивкой, кожаный ремень. Опять же — обут, на голове — смешная шапочка с куцыми полями.
Чернявый, носатый, курчавый, усики над верхней губой.
Да это же скрипач-фургонщик!
Неужто потребует медяками поделиться или за сломанный инструмент предъявить решил? Вот же принесла нелёгкая!
Но — нет. Ни о музыкальном инструменте, ни о деньгах юнец и не вспомнил, да и угрожать не стал, радостно улыбнулся.
— Рыжая! А я тебя обыскался!
Мы с Хватом мигом выдвинулись вперёд.
— Чего надо?
— Вали отсюда, пока цел!
Скрипач хоть и показался восторженным дурачком, но сразу смекнул, что к чему, и лыбиться перестал.
— Судари, при всём уважении, у меня разговор к вашей спутнице.
Рыжуля страдальчески вздохнула.
— Ну чего ещё?
— В тебе живёт сам танец! — объявил скрипач. — Тебя немного пообтесать, и сможешь выступать не на потеху пьяной черни, а перед князьями и архонтами! Да за тебя станут бороться лучшие подмостки Поднебесья! Куда ты вчера пропала? Мы же обо всём условились!
В первый миг я не понял, о чём идёт речь, а потом в бешенстве скрипнул зубами.
Сам-то предложил Рыжуле присоединиться к бродячему балагану, а вот как заливать надо было! О князьях и архонтах!