Assembler, или Встретимся в файлах…
Шрифт:
Бонадвентур вновь потянулся за бутылкой, но вдруг услышал строгий голос Моники:
– Вам более пить нельзя!
– Это еще кто там жужжит?
– Вам более пить нельзя, – повторила Моника. – Ранее при аналогично выпитом объеме алкоголя у вас наблюдался длительный рвотный эффект.
– Тогда скажи мне кодовое слово, и я не буду больше пить!
– Я не понимаю взаимосвязи…
– Не понимает она взаимосвязи! Это потому что ты глупая железяка, а не человек, – уже слегка заплетающимся языком сказал Бонадвентур и громко запел:
Машина –– Это не кодовая фраза, – сказала Моника.
– Понятно, что не кодовая… Это песня, дура…
– Вы стали разговаривать со мной, словно с женщиной. Означает ли это, что вы окончательно определились с выбором и готовы воспринимать мою поведенческую модель как женскую?
– Да черт с тобой – будь женщиной.
– Принято, – почему-то обрадовалась Моника. – А можно спросить, про что эта песня?
– Понятия не имею. Просто песня. Вспомнилась под настроение. Привязчивая – жуть!
Бонадвентур замотал головой, словно от наваждения.
– И, кстати, если базовые настройки женские – это вовсе не означает, что надо задавать глупые вопросы и изображать из себя блондинку. Символический смысл фразы «изображать блондинку» хорошо понятен?
– В моих файлах достаточно информации на данную тему.
Голос Моники стал более деловым.
– Совсем другое дело! – похвалил Бонадвентур.
– У меня есть еще один важный вопрос. В песне поется: «Душа ее прямо в желудке». Почему материнская плата роботов метафорически сравнивается с душой, мне понятно. Непонятна схема размещения «души», то есть материнской платы. Почему она на уровне желудка. Намного логичней и практичней было бы разместить материнскую плату в голове. Я пришла к такому выводу, когда выполняла поручение по поиску способа нанесения максимального урона болванке номер 944. Если бы ее материнская плата находилась в голове, фатальный урон можно было бы нанести на три целых и семь сотых процента легче.
Бонадвентур прекрасно знал ответ «почему». Он помнил то жаркое заседание на Международном конгрессе робототехники, в котором ему довелось участвовать почти двадцать лет тому назад. Именно там он выступил с докладом, именно там получил предложение жить и работать в США. На конгрессе тогда кипели нешуточные страсти. Несколько религиозных деятелей буквально восстали по поводу ограничений в правилах размещения материнских плат роботов. Священнослужители были категорически против очеловечивания машин не только снаружи, но и внутри. В итоге в голове и в области сердца размещать материнские платы было запрещено. Желудок – вот то место, которое было выделено роботам под «душу».
– Не все в жизни имеет рациональное объяснение, – уклончиво ответил Бонадвентур.
Ему почему-то не хотелось
Бонадвентур внимательно посмотрел на черную коробочку с оранжевой полосой, словно пытался высмотреть что-то, то ли эмоции, то ли реакцию на свой ответ.
«Вот это я напился», – пронеслось в голове.
– Вам не хватает визуального отклика, – словно подливая масла в огонь, отреагировала коробка по имени Моника. – На складе есть подходящая для меня болванка. Ее инвентарный номер 948. Если надумаете меня визуализировать… – щелк, щелк… – рекомендую выбрать именно ее.
«Все это так странно, – снова пронеслось в голове Бонадвентура. – Еще никто из материнских плат не выбирал под себя болванку сам. И, потом, где вообще она видела эти болванки?!»
Ответ не заставил себя долго ждать.
– Когда я готовила эксперимент, мне был дан доступ к базе данных всех складских помещений, – сообщила Моника. – В том числе и к складу с болванками. Изделие 948 – это самый оптимальный вариант. На ее основе мне будет максимально просто сконфигурировать соответствующую моему назначению внешность. Будьте уверены, результат вам понравится…
Голос Моники был сродни зову дьявола-искусителя.
Бонадвентур невольно попытался представить себе – какой именно видит себя Моника. Точнее, не так. Какой видит ее он. Ведь на основе анализа именно его предпочтений Моникой и была выбрана та самая болванка. Визуализация роботов в последние годы стала целой отраслью не только экономики, но и психиатрии. Покажи мне своего робота – и я скажу, кто ты…
Он вовсе не собирался превращаться в то жалкое подобие гомо-сапиенс, которые изготавливали себе говорящих кукол, отрывались от реального мира, от реальных людей, от реальных дел, сходя в итоге с ума. Он слишком хорошо знал, что «машина – всего лишь машина».
Додумать свой манифест до конца он не успел, в дверях возник взмыленный и помятый помощник Ли.
– Что там с останками? – спросил Бонадвентур, пока тот пытался отдышаться.
– Почти все собрали. Но у нас другая проблема – возле входа то ли полиция, то ли военные, – с дрожью в голосе сказал Ли. – Их много, и они вооружены. Как они узнали?
– О чем?
– Про эксперимент, про разорванного в клочья робота.
– Ах, про это, – Бонадвентур улыбнулся. Он-то был уверен, что весь этот военный парад совсем по другому поводу, по марсианскому.
– Нужна моя помощь? – спросила вдруг Моника.
– Похоже, помощь нужна тебе, – произнес Бонадвентур.
Каким-то молниеносным движением он отключил Монику, причем не только от коммуникатора, но и вообще от внешней среды.
Затем он посмотрел на помощника Ли.
«Монику нужно спрятать», – говорил взгляд Бонадвентура.
«Согласен, но куда?» – говорил взгляд Ли.
Мысль в голове пролетела словно пуля.
– В болванку! – выпалил вслух Бонадвентур.
– Гениально! – воскликнул Ли и, вырвав из рук начальника бесценную ношу, помчался на склад.