Ассистентка антиквара и город механических диковин
Шрифт:
– Дальше рукав… какая жалость. Но ничего: шелк тонкий, и вы бы легко почувствовали прикосновение моих губ сквозь ткань, когда я бы двинулся дальше… к плечу, потом сюда, к шее. Здесь я бы задержался подольше.
Его пальцы уверенно скользили, показывая, что именно делали бы его губы. Аннет затаила дыхание, угадав, куда они двинуться затем. Предвкушение было таким сильным, что колени задрожали, воздуха стало не хватать.
– Наконец, я бы добрался до цели. И сделал то, что мне снится каждую ночь в последние дни, – голос Максимилиана охрип, когда он произнес эти слова. Большой палец медленно
Сглотнула раз, второй. На третий раз не вышло, потому что во рту пересохло. Ничего подобного с ней раньше не происходило.
Она целовалась с Бастианом, и ей было приятно, но острого удовольствия она не испытывала, когда, как рассказывали подруги, мир словно пропадает, а тело трепещет от восторга.
А еще Бастиан шумно дышал, и исходящие из его носа звуки умиляли, но не давали забыться. Аннет прислушалась: если бы Максимилиан принялся пошло пыхтеть, ей стало бы проще. Она бы рассмеялась, оттолкнула его и с легкой душой сбежала.
Дыхание Максимилиана действительно участилось, но было беззвучным. Она видела, как поднимается и опускается его грудь, и от этого ее волнение лишь усилилось. А еще она слышала, как гулко стучит его сердце. Или это было ее собственное?
Максимилиан придвинулся ближе и навис над ней. Ее окутал идущий от его тела жар и запах одеколона, смешанный с легкими нотками табака. Он наклонил голову; она как зачарованная смотрела на твердую линию его щеки и тонкий кусок пластыря возле уха, где он порезался утром.
А затем это случилось: он сжал ее лицо ладонями и поцеловал. Неспешно и уверенно, как мужчина, который знавал немало женщин.
Аннет показалось, что она ухнула в бездонную пропасть. Перехватило дыхание, пол ушел из под ног, а в голове рассыпался яркий фейерверк. Губы Максимилиана оказались твердыми, уверенными, имели вкус пряного вина, а щека и подбородок легко кольнули дневной щетиной.
Поцелуй становился то невесомым, то жадным, и вызывал дрожь и острое наслаждение. Максимилиан не давал ей времени прийти в себя, однако тоже понемногу терял самообладание. Аннет чувствовала, что он пылает, его руки скользнули по ее шее, ниже, к вороту платья…
Максимилиан отстранился, но лишь на миг; его губы коснулись основания ее шеи. Аннет почувствовала, как его зубы легко прикусили нежную кожу, и совсем пропала. Она не возражала бы, пожелай Максимилиан большего… что угодно… прямо здесь, у этой кирпичной стены, среди пыльных театральных декораций.
Такого влечения она раньше не испытывала, и понятия не имела, что с этим делать. Еще немного, и она будет готова на любую глупость. Образумить ее могло лишь какое-нибудь нелепое происшествие, которое не замедлило случиться. Чувствуя, как стучит в висках пульс, она запрокинула голову и задела затылком стену. На плечи посыпались колючие куски отставшей штукатурки. Аннет вздрогнула. Дурман отступил, в голове стало холодно и ясно. Бумажные листья вновь зашумели от неведомого сквозняка, словно осуждая ее за легкомыслие.
– Хватит, – прошептала она, собрав все силы и втайне надеясь, что он оставит ее слова без внимания. – Прекрати. Я хочу уйти отсюда.
– Да, – ответил он, тяжело дыша. – Вернемся в
Сказав это, он совершил серьезную ошибку. Аннет окончательно вернулась в реальность. Ясно, что произойдет в гостинице, стоит им переступить порог его или ее номера! Она заставила себя вглядеться в его лицо и увидела плохо скрываемое торжество. В груди неприятно кольнуло.
Вот, значит, как! Он спланировал все с самого начала, упорно шел к цели, использовал каждую возможность и успешно довел игру до конца. А ведь она поклялась не ввязываться в любые отношения с такими мужчинами, как Максимилиан! Он не похож на Бастиана, и все же между ними много общего. И вот, пожалуйста – пара поцелуев, и она готова кинуться с головой в омут пустой интрижки. Которая, несомненно, оставит ее с разбитым сердцем и чувством презрения к себе, когда все закончится. А закончится все очень быстро, в этом она не сомневалась. Такие мужчины не любят долго терпеть присутствие одной-единственной женщины подле себя. Этот урок она отлично усвоила!
Ее терзали досада и угрызения совести.
– Я не хочу идтис тобой в гостиницу. Я ничего этого не хочу. Ты неправильно меня понял, – произнесла она так твердо, как только могла.
Максимилиан издал короткий смешок.
– Мне кажется, ты не всегда понимаешь, чего действительно хочешь, Аннет, – прошептал он ей на ухо, – Позволь мне помочь тебе в этом разобраться. Давай вернемся в гостиницу и там поговорим.
Он опять потянулся к ее губам, глядя ей в глаза, и взгляд его был темным и жарким. И она опять затрепетала и чуть не сдалась. Что с ней происходит? Да, Максимилиан ей нравился, но не так, как когда-то нравился Бастиан. Не было ни восхищения, ни преклонения, и уж конечно, не было любви. Не было, и точка! Нужно почаще себе это повторять. Написать это себе на лбу, вышить на носовом платке. Вытатуировать на предплечье, как делают певички из кабаре!
Пусть она живет в выдуманном мире, но у нее есть принципы. И вот теперь словно чужой голос в ее голове приказывал ей броситься в его объятья. Не ждать, когда они доберутся до гостиницы, а потянуть его к той куче пыльных занавесей в углу и рухнуть на нее. Никогда раньше она не испытывала такого безумия; голос в голове настойчиво требовал этому безумию уступить.
Вот именно, голос… Внезапно ее осенило. Молинаро неспроста так уверен, что окажется победителем в своей игре! Вон как спокойно принял ее отказ. Уверяет, что лучше знает, чего она хочет. Смотрит насмешливо, словно не сомневается в ее решении. Так и ест глазами. Плетет сеть, одурманивает...
И тогда Аннет изо всех сил толкнула его в грудь. Максимилиан отшатнулся и выпрямился, сжав кулаки. На его лице застыло удивление.
– Что ты делаешь? – спросила Аннет свистящим от гнева шепотом. – Я поняла. Ты эмпат. Ты играешь с моим подсознанием, верно? Ты вытащил наружу мои инстинкты и заставляешь чувствовать то, что я не хочу. О, как это низко!
Он молчал, и это подтвердило ее подозрения.
– Ты не тигр, Максимилиан Молинаро. Ты людоед и свинья, – сказала она, топнула ногой и чуть не расплакалась. – За такие шутки лишают лицензии сенситива. Я пожалуюсь на тебя. Не смей ко мне прикасаться.