Астарта. Предназначение. Книга 3

Белышева Ольга

Но уступить сейчас — значит показать слабость. А это недопустимо. Сделать шаг назад — все равно что перечеркнуть хлесткую браваду, которую я только что демонстрировала. Наши взгляды сцепились, словно два острых клинка, ведущих беззвучную, но ожесточенную схватку.

На какую-то долю секунды в голове проскользнула совершенно абсурдная мысль: если бы сейчас кто-то добавил к этой сцене пару сердитых притоптываний, мы бы моментально превратились в участниц какого-нибудь комичного состязания за звание «главной стервы». Я чуть не рассмеялась, но вовремя сдержалась.

—

Ладно. Поговорим, — наконец произнесла она, все так же не разрывая зрительного контакта. Ее поза была воплощением вызова, словно она только что ввязалась в соревнование по «гляделкам».

— Я вас внимательно слушаю. Если что, — ответила я с едва скрываемым сарказмом, не дрогнув и не думая отводить глаза.

— Кто же ты все-таки такая? Ты явно не Астарта, это очевидно, — ее голос прозвучал чуть громче, чем надо, как будто она пыталась усилить свои слова силой. Она пристально всматривалась в мое лицо, словно надеялась выловить хотя бы малейшую тень реакции.

— Ну надо же! Вы так проницательны, Ваше Величество! — с ноткой едкой насмешки бросила я. — Запоминайте: меня зовут Дина. Д-и-на. По слогам. Чтобы наверняка.

Ее лицо мгновенно исказилось от возмущения.

— Почему ты разговариваешь со мной без тени уважения?! — воскликнула она резко, почти крича. Во вспышке эмоций она даже выплеснула немного слюны в мою сторону.

Медленно вытирая лицо, я ответила с ледяным спокойствием, ни на йоту не убавляя своей упертости:

— Так все же уточните: уважение должно быть как к врагу или как к другу? А то, знаете ли, сложно определиться.

— Пусть будет... как к другу, — ответила она после короткой паузы. В ее голосе сквозила неуверенность, словно она сама не ожидала, что позволит мне так перевернуть ситуацию.

— Тогда, уважаемая... Изольда, так вы нам еще даже не представились, — произнесла я с подчеркнутым уважением, нарочито растягивая окончания слов. Затем изобразила широкую улыбку. — Давайте дружить, а?

Мой тон был едва ли не издевательским, но, между прочим, королева действительно не произнесла даже своего имени, хотя мы вполне прилично ей поклонились. Уважение ведь дорога с двухсторонним движением, не так ли?

— Хорошо, Ди… На! — с явным нажимом и выспренным презрением произнесла Лунария, словно это имя ей физически трудно было выговорить. — Во-первых, меня зовут Лунария. Во-вторых, дружить так дружить. А в-третьих, никогда больше не смей поднимать на меня руку и визжать своим скрипучим голосом! — с каждым словом ее голос становился все громче, резче, пока не закончился громким топотом каблука. Как будто она собиралась поставить жирную точку не только в разговоре, но и в нашем небольшом противостоянии.

Я едва не рассмеялась вслух, но сдержалась. Лишь чуть заметно прищурила глаза, сохраняя вид показного спокойствия.

— Попрошу вас о том же! — ответила я ровным голосом. И, в духе взаимности, так же демонстративно топнула ногой.

— Идет! — огрызнулась Лунария, сердито фыркнула и резко отвернулась. Ее плечи чуть подрагивали от напряжения, но она быстро выдохнула, явно пытаясь вернуть себе самообладание.

Через

мгновение она все же обернулась. В ее взгляде впервые мелькнула нотка неожиданной мягкости, как будто все раздражение и гнев растаяли в одночасье.

— Добро пожаловать в наш мир, — произнесла она уже гораздо тише, спокойнее. Ее голос теперь звучал почти гостеприимно. — Идемте. Поговорим у меня. Уверяю, там обстановка куда более располагающая.

Ее резкая смена настроения слегка меня удивила, но я, конечно, не подала виду. Может, это была всего лишь новая маска, еще один элемент игры. Впрочем, игра действительно начинала принимать интересный оборот.

Мы с Эрданом шли за Лунарией, следуя ее уверенной поступи. Залы дворца, через которые она нас вела, были настоящим воплощением изысканности и величия. С каждым шагом я погружалась в мир, где каждый уголок, каждая деталь словно была созданы для того, чтобы завораживать, впечатлять и… внушать уважение.

Здесь все дышало умиротворением. Пространство казалось живым, как будто само оно охраняло тех, кто осмелился переступить его порог. Но умиротворение было обманчивым: это место, с его дворцовыми стенами, пропитанными древностью, хранило куда больше тайн, чем готово было показать.

Воздух вокруг был насыщен запахами свежих цветов и легким, едва уловимым ароматом древесины. В сердце начала зарождаться странная смесь восторга и настороженности. Магия этого места не оставляла сомнений: это дворец был не просто местом, где жили. Это было отражение силы и власти.

— Здесь все не просто красиво, — вдруг заговорил Эрдан, идя рядом со мной. Его голос был чуть приглушенным, словно он боялся нарушить очарование дворца. — Каждая деталь, каждый элемент здесь наполнены смыслом. Для эльфов природа — не просто источник вдохновения, а сама суть их жизни. Они поддерживают баланс всего, что существует. Все взаимосвязано, и каждое действие здесь имеет значение.

Он говорил, а я ловила себя на мысли, что даже мелочи — тихие шаги королевы, шелест ткани ее мантии, случайный взгляд в сторону гобеленов — будто вписывались в ритм этого места. Лунария, шагавшая впереди с грацией кошки, временами оглядывалась на нас. Ее одобрительные кивки, едва заметные движения головы только подчеркивали ее особое положение. Она была здесь не просто владыкой, она была его сердцем.

Я пыталась понять, как воспринимать ее сейчас: как врага или как союзника? Она была непредсказуемой. А это всегда осложняет дело.

Наконец мы оказались у массивных дверей, ведущих в ее покои. Слуги — эльфы с идеальной осанкой и молчаливой грацией, — быстро и бесшумно распахнули створки.

Когда я шагнула внутрь, у меня перехватило дыхание. Это был совершенно другой мир.

Покой королевы одновременно поражал своей утонченностью и ощущением древней силы, будто здесь, за этими стенами, хранилась сама душа ее народа. Солнечные лучи, проникая сквозь витражные окна, разливали на пол орнаменты из света и цвета. Каждый узор на стенах казался живым, а высокий потолок, расписанный сценами эпох, как будто «вздымался» ввысь, в бесконечность.