Астерий. Дилогия - Эрли Моури
Шрифт:
– Говорите, что записать? – она положила листок рядом с подсвечником и там же поставила чернильницу в виде статуэтки бога Дэолина.
– Мое имя: Райсмар Ирринд. Я не знаю, в какой таверне я буду проживать в то время, когда у тебя возникнет такая потребность, но потребность может наступить очень быстро. Начни искать меня с «Добрый Лирки» – чаще всего я оставляю у распорядителя сообщение, куда переселился. Теперь у меня к тебе вопрос: как выглядела эльфийка, которая приходила передо мной по этому же объявлению? – я кратко описал ей Ионэль.
– Да, похоже на нее, – согласилась хозяйка дома.
– Она не назвала свое имя? Не
– Нет, она не назвала имя. Я с ней мало говорила. Пожалуйста, уходите! – эльфийка снова схватила увядшую розу. – Уже стемнело. Он может прийти, увидит вас и подумает, что я ему изменяю.
– Хорошо, ухожу, – я направился к двери и сказал ей: – Не надо меня провожать.
Когда я шел по дорожке через ее дворик, то почувствовал его. Он стоял шагах в тридцати от калитки за высоким кустом роз.
– Послушай меня, кровопийца, – произнес я достаточно громко, – если она погибнет, я найду тебя и убью. Сгоришь в огне как полено.
Он не ответил, лишь злобно посмотрел мне вслед.
Я пошел к Луврийским воротам тем же путем, которым шел сюда, продолжив размышления о вампирах. В разных, известных мне мирах они очень похожи, и именно поэтому я смел делать выводы по случившемуся с Талонэль. И еще потому, что память прежнего Райса хранила достаточно много информации о вампирах – от слухов до реальных историй – это позволяло мне сопоставлять мои знания с тем, что происходило в этом мире. В прошлом я неоднократно пересекался с вампирами. Скажу более: у меня в любовницах в разных жизнях было две вампирши и ночи, проведенные с ними очень памятны. Эти клыкастые сучки бывают божественно красивы, милы в общении и безумны в постели. Ради такого не жалко поделиться кровью, даже очень большой кровью. Вампирши привязывают не меньше, чем вампиры. При чем, для них любовь – этот особая игра, которая мало похожа на нашу людскую, почти такая же, как игра темных демониц. Я слишком не привязывался лишь потому, что обладаю волей мага, при чем в самой развитой ее форме. И вышло так, что в тех любовных историях страдал не столько я, сколько обе мои кровавые любовницы. Страдали от того, что им не удавалось завладеть мной так, как они хотели.
Размышляя об этом, я дошел до гончарной мастерской, над которой до сих поднимался дым, белесыми клубами видный в темном небе. Под навесом горели факела и там кипела работа глиномесов. Дальше дорога шла вниз, изгибаясь между длинных сараев, редких домов, разделенных небольшими огородами. Вот здесь я и почувствовал, что за мной кто-то внимательно приглядывает. Неужто эльфийский клан послал за мной одного из остроухих? Эту мысль я отверг почти сразу. Вспомнил о встрече с Зеллом и Дубиной, когда шел к Талонэль. Так что более вероятно, кто-то из медноруких. Тем более Дубина задавал мне вопрос с подковыркой, мол, какой дорогой я буду возвращаться.
Не подавая виду, что чувствую хвост, я пошел дальше. Положение осложняло лишь то, что стало темно. Мельда недавно всплыла над горизонтом, была почти скрыта тучами. А я, увы, не могу похвастаться хорошим ночным зрением. Кстати, я собирался этот навык поднять из магических шаблонов. В моем архиве много полезной мелочи, о которой
Дойдя до сарая, тянувшегося глухой бревенчатой стеной до изгороди, я зашел за угол, пропадая из поля зрения, тех кто увязался за мной. Присел так, чтобы, когда выгляну, моя голова скрывалась за кустом. Выглянул. За мной шли трое и рядом с ними семенил здоровый, лохматый пес. Хотя в темноте особо не разглядишь, я определил, что среди них нет ни Дубины, ни Зелла. Так что может ложное беспокойство. Но расслабляться не стоило и лучше проверить. Терпеть не могу, когда чувствую излишне липкое внимание на своей спине.
Я вышел из-за угла, когда до них оставалось меньше тридцати шагов. Все трое остановились как вкопанные – явный признак, что шли именно за мной. Если бы я их не интересовал, пошли бы дальше.
Пес тоже остановился и зарычал, он был на поводке, который держал невысокий бородатый мужичок.
– Эй, ты что здесь делаешь? – первым нашелся парень в светло-серой, надорванной тунике.
– Прогуливаюсь, – беззаботным тоном ответил я.
– Ты не там гуляешь, – хрипло произнес длинноволосый, подошел ближе, остановился, опираясь на длинную палку. – Здесь ночью ходят только свои. А если чужой кто, то должен заплатить за проход 5 гинар.
Я знал эту хитрость. Она была в ходу у медноруких, и других поселковых и городских банд. Суть в том, что специально называлась небольшая сумма, на которую соглашались многие. Ведь мало кому охота оказаться с разбитым лицом всего на несколько гинар. Нежелающие стычки доставали кошелек и тут же его лишались.
– Ладно, – согласился я и сунул руку в карман. Сделал вид, что вытянул монету и протянул ее длинноволосому.
– Так просто? – удивился он, протянул руку, чтобы взять монетку и тут же обнаружил, что в моих пальцах ничего нет. – Ты издеваешься?!
– Да, – с нескрываемым удовольствием сказал я. – А ты, высерок из медноруких? Зелл или Дубина послал меня выпотрошить?
Длинноволосый растерялся.
– Эй, ты чего несешь? Кости твои сейчас раскрошим! – подал голос тот, что в серой тунике, но подойти ближе побоялся.
Я понял, что это новички из Медной Руки. Проверить их, на что они способны, наверное, вывел тот бородатый, что держал на поводке лохматого пса. А может Зелл находился где-то рядом и приглядывал на происходящим.
– Знаешь, почему они тебя послали? – продолжил я. – Потому, что сами боятся ко мне подойти. Боятся потому, что я могу сделать так…
Левой рукой я схватился за его палку, кулаком правой резко снизу вверх врезал ему в подбородок. Громко клацнули челюсти, голова запрокинулась, и он тяжелым мешком упал на дорогу. Как говорится, минус один.
– Кто еще хочет пять гинар? Или предложить больше? – усмехнулся я, перехватив палку в правую руку, в левую активируя кинетику, хотя надеялся, что магией пользоваться не придется.
– Я сейчас Трома спущу! – вскрикнул бородатый, и собака, услышав своре имя и поняв намерения хозяина, начала лаять и рваться с поводка.
– Побереги пса! – предупредил я. – Не дорога его жизнь? Давай, рискни, отпусти!
Твердая уверенность в моем голосе добавила бородатому здравомыслия: собаку он не отпустил, дернул за поводок, что-то негромко сказав своему питомцу. Тот, что в серой надорванной тунике, молча попятился, проявляя трусость. Я же, ловко повертев палку в руках, указал ее концом на длинноволосого и сказал: