Асти Спуманте. Первое дело графини Апраксиной
Шрифт:
— О нет! Я просто подумала, что это должно было быть психологически нелегко — такой острый треугольник на столь тесной площади.
— Не такая уж она была тесная: две вполне приличные отдельные комнаты, тридцать пять метров.
— Ну да, конечно, по советским нормам вполне достаточно для трех человек.
— И еще сотен картин.
— С ума сойти! Наталья очень вас ненавидела?
— Не знаю. Скорее нет, чем да: она же знала, что я вот-вот уеду, а ей очень хотелось жить в Ленинграде. Впрочем, кто знает, может быть, была благодарна и ненавидела одновременно.
—
— Только первый год. Потом я прекратила всякую связь.
— Почему?
— Мне это было слишком тяжело. Он написал мне еще несколько писем, я не ответила — и все заглохло само собой.
— Как же вы узнали, что Каменевы тоже решили эмигрировать?
— Мне об этом сказал Миша, а ему, естественно, сообщил Константин — они-то все эти годы перезванивались.
— Вас это известие обрадовало?
— Скорее выбило из колеи. Я уже смирилась, почти забыла обо всем и жила более-менее спокойной жизнью. Даже замуж собралась… И тут он свалился как снег на голову!
— Почему Каменев решил ехать именно в Германию и жить в Мюнхене? Из-за вас?
— Отчасти, но не только. В Мюнхене все еще можно получить политическое убежище через американцев. Сначала они остановились у Миши, а потом я приехала за ними и перевезла их в Мюнхен.
— У них была въездная виза в Германию?
— Нет, не было, конечно.
— Следует понимать, что вы их перевезли через границу нелегально?
— Это оказалось проще простого. Мы погрузили их вещи в мою машину и поехали на авось. На контрольном пункте на нас никто даже не посмотрел, ведь машина у меня была с мюнхенскими номерами. А потом я отвезла их в американский центр в Гизинге.
— Квартиру в Олимпийской деревне им тоже помогли снять американские власти?
— Нет, они сами ее сняли, у них были деньги: поначалу картины Каменева неплохо пошли.
— А как складывались ваши личные отношения?
— Мы с Костей очень скоро снова стали любовниками.
— И Наталья об этом знала?
— Конечно.
— Но теперь-то, надеюсь, она, наконец, вас возненавидела?
— А что, это было обязательно?
— Во всяком случае, это было бы естественно.
— Ах, в этих отношениях естественного было мало! Она делала вид, что ничего не знает, а я делала вид, что не знаю, что она знает.
— А Каменев не пытался поломать этот треугольник?
— Можете мне верить или не верить, но единственный разговор о разводе у нас был в отеле «У Розы». Причем развода потребовала Наталья, а Константин сказал, что никакого развода она не получит, а будет все так, как хочет он, — то есть мы так и будем дальше существовать втроем.
— И вы обе с этим согласились?
— Представьте себе, как раз наоборот — мы обе с этим не согласились.
— Ах так! Но остановимся на событиях пятнадцатого апреля: вы остановились в отеле «У Розы» по дороге в Вену. Однако Каменев должен был ехать не в Вену, а в Париж?
— Мы хотели провести вместе хотя бы одни сутки. Константин сел в Мюнхене на парижский поезд, Наталья его провожала. На первой лее станции,
— А подруга ожидала его на берегу пруда с лебедями, в месте ссылки строптивой красавицы Лолы Монтес, балерины и любовницы короля Людвига Первого, у стен романтичного королевского замка…
— Ошибаетесь, графиня: я ожидала его в одном из читальных залов Всемирной молодежной библиотеки, расположенной в замке Блутенбург. В общем, мы встретились, сели в машину и, объехав город по кольцевой, выехали на восьмой автобан. Мы ехали на Зальцбург, а потом увидели подходящий отель и остановились в нем.
— И там вас обнаружила Наталья. Каким же образом она узнала, где вы находитесь?
— Я сама никак не могу этого понять. Я ведь выехала из дома раньше, чем Константин и Наталья поехали на вокзал, так что выследить меня она никак не могла.
— А прежде Наталья следила за вами?
— Постоянно! То есть это Костя мне так говорил — сама я этого не замечала. Он приходил ко мне, сказав ей, что едет в магазин за красками или на встречу с потенциальным заказчиком. Во время свиданий он постоянно смотрел на часы. Меня это ужасно раздражало, и однажды я даже разбила его часы о стенку.
— Какой символический жест! Но как же произошла ваша встреча с Натальей в отеле?
— Мы с Константином ужинали внизу в ресторане. Вдруг откуда ни возьмись появляется пьяная Наталья и сразу начинает скандалить. Костя моментально вскочил, заломил ей руку и повел ее наверх. Я подумала, что он отведет ее в наш номер, и стала думать, как бы мне забрать оттуда свои вещи и уехать. Я расплатилась за ужин и стала подниматься по лестнице и тут увидела спускающегося навстречу Константина. Он сказал мне, что Наталья уже успела снять номер и ждет нас обоих к себе — хочет поговорить. Я отказывалась, но он меня уговорил. «Придется перетерпеть, — сказал он, — ты же знаешь, какая она непредсказуемая. Мы дадим ей выкричаться, а потом я уложу ее спать, и мы с тобой уедем». У Натальи в номере мы сначала сидели за столом и разговаривали.
— А за разговором пили вино?
— Да. У Натальи на столе стояли две бутылки какого-то светлого вина.
— «Асти спуманте»?
— Да, совершенно верно, две бутылки «Асти спуманте»: одна непочатая, а другая уже почти пустая.
— О чем вы разговаривали?
— Это был мучительный разговор. Наталья сначала твердила, что она больше так жить не может, что мы измучили ее не столько своей любовью, сколько своей нерешительностью, что мы должны дать ей свободу. В общем, повернула все с больной головы на здоровую.
— Почему же? Может быть, ей действительно стало бы легче, если бы муж решился ее оставить и перестал хотя бы мучить. Может быть, она и вправду не могла больше выдержать эту ужасную роль: жена, которую бросают, бросают и все никак не могут бросить.
— Это Наталье-то — остаться без Кости? Да, она кричала: «Я так больше не могу и не буду!», но все это были только слова, слова, слова… Она бы выдержала все что угодно, лишь бы сохранить его. Костя так и сказал ей: «Можешь и будешь!» Тут мое терпение лопнуло.