Астраханский вокзал (сборник)
Шрифт:
– Хорошо несет службу новенький милиционер, э, Денисов! У него авторитет перед молодежью, и пассажиры о нем отзываются положительно, - объявил как-то на разводе старший лейтенант - проверяющий.
– Вот скоро на сборы его отправим, тогда и вовсе вернется асом.
– В университет его, - подсказывал кто-то из заднего ряда.
Подсказывавший словно в воду смотрел. Через год Денисов поступил на юрфак.
– Разговорчики в строю! Смирно! Слушай приказ!
– командовал старший лейтенант.
– Приказываю заступить на охрану общественного порядка в столице нашей Родины,
– Денисов знал к тому времени приказ наизусть, но каждый раз, когда его читали, невольно подтягивался, - ...во время несения службы строго соблюдать социалистическую законность, быть справедливым и вежливым в обращении с гражданами. На-ряд! Напра-ву! По по-о-стам шагом аррш!
Но если невидимые колокола действительно гремят, предупреждая о глубоких отдаленных последствиях наших внешне совсем обычных, даже случайных шагов, то слышнее всего они, должно быть, грохотали во время сборов, в тот день, когда он познакомился с Кристининым, попал на первую серьезную операцию...
Шлагбаум на переезде был закрыт, пропускали пассажирский состав. Денисов посмотрел на часы - «Лотос» шел без опоздания. Мелькнула дверь вагона-ресторана с поперечной металлической планкой-ограждением. Усатый повар в белом колпаке, с оголенными по локоть руками, не замечая мороза, наблюдал строительный пейзаж Деганова.
«Сначала надо проверить „горячие точки“ - винные отделы гастрономов, пивные палатки, потом адресоваться к сторожам, дворникам», - решил Денисов, но тут же изменил свое решение.
Проходная маленького заводика за переездом выходила окнами на дорогу. Дверь была приоткрыта - очевидно, для притока свежего воздуха. Денисов не стал искать ближайшую «горячую точку» и пошел в проходную: «Моряк в форме - человек заметный. Может, видели?»
Пенсионного вида вахтер сразу все понял, едва Денисов попросил разрешения позвонить:
– С Петровки? Или из районного управления? Что-то не знаю тебя.
– Из тридцатки.
Московское управление транспортной милиции размещалось в доме тридцать по улице Чкалова. Денисов сослался на управление для солидности.
– Все ясно. Сейчас в бюро пропусков положат трубку, и можно звонить. У нас с ними параллельный.
Звонить Денисову было некому, он набрал номер своего кабинета. Как и рассчитывал, никто не отозвался.
– Не отвечают, придется подождать.
Вахтер сам начал разговор.
– Работы под самую завязку? Знакомо. Все бегает молодежь, все шебаршит! Потому что жизнь не понимают.
– Не так легко понять.
– А чего нелегко? Живи как вокруг живут!
– Так-то так.
– Тоже вот я шебаршился... На работе устаешь, а тут в школу вызывают: девчонка тройки носит, жена шумит! А как хирург отхватил полжелудка, так все в норму пришло. Больше не шебаршу... Ты ищешь кого или так, между прочим?
– Бывает здесь один человек. Моряк, младший лейтенант.
– Живет или как?
– Разве найдешь?! Вон сколько домов понастроили...
«Знакомая песня...» - Для приличия Денисов еще раз набрал тот же номер.
– Капитан Колыханова слушает!
Денисов положил трубку: за эти двое суток он совсем забыл о ККК.
– Куда
– Вахтер снял со стены висевшие на гвоздике заявки на пропуска.
– Вот что! Сходи-ка ты для начала в общежитие техникума. Народ там - ух! Идут вечером, волосы распустят, поют - смотреть страшно.
– Он повертел бумажки в руках и снова наколол на гвоздик.
– С них и начни!
«Вот уж там мне делать совершенно нечего...»
Поблагодарив вахтера, Денисов пошел к домам. Протянувшиеся вдоль фасадов витрины предлагали сразу несколько «горячих точек» - на выбор.
2 января, 15 часов 20 минут
– Товарищ полковник, разрешите обратиться!
– Сутуловатый капитан линотделения, прикомандированный к оперативной группе вокзала, четко взял под козырек.
– Установлено, что свидетель Вотрин Евгений Иванович тысяча девятьсот двадцать шестого года рождения, проживающий на Дубниковской улице, видел подозрительного мужчину, шедшего со стороны вокзала мимо багажного отделения первого января в пятом часу утра, о чем и докладываю на ваше распоряжение!
– Капитан словно сошел со страниц милицейской повести: в своем длинном сообщении не сделал ни одной паузы, не допустил ни одного неуставного оборота и ни разу не перевел дух. Окончив рапорт, капитан лихо рванул руку к бедру и щелкнул сапогами. Холодилин слушал скептически, потом посмотрел на Блохина, пришедшего вместе с капитаном. Блохин напряженно молчал.
– Пригласите сюда.
– Он здесь, за дверью.
Свидетель оказался человеком средних лет, в джинсах, заштопанных на коленях грубыми мужскими стежками, со значком рационализатора на куртке.
– Вот вы, полковник, юрист, - заговорил он, прежде чем Холодилин задал ему вопрос, - можете вы мне сказать, почему разбор моего дела начали раньше, чем указано в повестке? И сколькими репликами в гражданском процессе могут обмениваться прокурор с ответчиком?
Блохин положил ему руку на плечо:
– Два слова о себе, пожалуйста... Почему первого января вы пошли на вокзал?
– Я и тридцать первого декабря ходил... А что делать?
Он жил один, рано вставал, ходил пить кофе на станцию. Работа в котельной посменно нарушила ход его физиологических часов. Вотрин по привычке каждую ночь приходил в вокзальный буфет, хотя еще в сентябре его уволили из котельной и теперь он судился по поводу восстановления на работу.
Холодилин ни разу не прервал сбивчивый рассказ слесаря, мысленно подыскивая объяснение странному костюму Вотрина, латкам на джинсах, значку, личной неустроенности - всем несоответствиям, вытекавшим из его рассказа.
– ...Я не задерживаю?
– Пожалуйста, пожалуйста.
Рассказчиком Вотрин оказался плохим.
– Работал как все. Еще рационализацией занимался, - Вотрин показал на значок, - ни одного дня не болел. А когда завхозу понадобилось своего человека в котельную взять, вспомнили: инвалид, нельзя использовать на работе с механизмами... Да! А тут, значит, так было... Я иду мимо девятиэтажки. Пятый час, никого. Один только человек от вокзала. Знаете, где церковь за багажным двором? Трубы еще выведены из алтаря на крышу?