Астральный двойник
Шрифт:
Когда Штольман планировал что-то трудное и важное, что собирался проделать в одиночку, он был напряжённым и задумчивым, словно бы внутрь себя глядел. Поскольку в иное время он охотнее глядел на неё, то Анна это очень даже замечала.
К тому же, в этом состоянии он напрочь терял сон. Выглядел очень усталым, но заснуть всё равно не мог. Когда Анне случалось наблюдать такое, она могла быть уверена, что он потихоньку выползет из постели, стоит ей заснуть, и пойдёт заниматься своими делами. В ту – самую первую – ночь её это очень обидело. Потом обида исчезла, растворившись в страхе за него. А со временем она просто поняла, что это свойство его
И вот все эти очаровательные признаки она имела счастье наблюдать с вечера. А утром его, разумеется, не оказалось в номере. У дверей, сидя на корточках, ждал Карим, который пояснил ей, что Якоп-мырза пошёл к английскому начальнику, а им велел закупать снаряжение и свозить в караван-сарай. В доказательство продемонстрировал бумажник Штольмана. Доверием Орыс-бека киргиз явно гордился. Кажется, именно его оставили за старшего.
Если Карим видел в этом доверие, то Анна мгновенно распознала низкое коварство Штольмана. Не имея больше возможности запереть её в своём кабинете, он решил действовать иначе – отвлекать её поручениями. Очень хотелось бросить всё, немедленно разыскать его и выложить, что она об этом думает. Но за время, проведённое в дороге, Анна научилась уже понимать, что глупых и пустячных поручений он ей не даёт. И уверен, что она всё сделает правильно. В этом Яков Платонович ей доверял беспрекословно – и не зря. Просто он рассчитывает, что дела отнимут у неё весь день. Отлично! Тогда она справится за два часа.
А потом найдёт его.
И стукнет.
Не больно, но так, чтобы почувствовал!
Справиться за два часа не получилось – ушло четыре. Когда запыхавшаяся Анна Викторовна влетела в гостиницу, портье сказал ей, что господин Штольман заходил и оставил ей записку. В эту записку она впилась, как коршун – но увы! – никаких подробностей там не содержалось. Только приказание провести ночь в караван-сарае под присмотром Карима. Значит, Яков предполагал, что наступающая ночь может быть опасной, а сам защитить её он не сможет. Это и злило, и тревожило. Не сказать, чего больше.
И что теперь? Сидеть и ждать, пока он с ней астрально попрощается, когда дела станут совсем плохи? Никак это Анну не устраивало.
Вчера ей хотя бы сон был. Не вещий, но такой – частичный. Мучаясь от безделья и неизвестности в караван-сарае, Анна бегло зарисовала место, где видела убитого европейца. Киргиз подтвердил – то самое.
Анна в мучительном бессилии стиснула плечи руками.
– Карим, но Якова там пытались убить!
Киргиз утешил её:
– Это неправильный сон был, Анна-апай. Якоп-мырза живой, это тот капкарашка убит.
Капкарашками степняк называл всех темнолицых жителей Индостана. Не вызывали они у него тёплых чувств, всех их он почитал разбойниками. И был недалек от истины, как показывали последние события.
Впрочем, тоску молодой женщины киргиз понимал. Успокоительно поцокал языком, погладил руку.
– Не волнуйся, Анна-апай! Якоп-мырза сказал – ночь здесь сиди. Тихо сиди.
И затянул какую-то заунывную песню под свою домбру. Видимо, так он понимал указание сидеть тихо. Песня была на редкость тоскливая. Кажется, Кариму тоже не нравилось, что Яков рискует один, отставив их от дела.
Анна пока ещё не разобралась, как приходят к ней сны и видения. Кажется, это что-то помимо духов. Какое-то свойство её сознания, о котором она пока знала слишком
Вход в транс был физически неприятен: кружилась голова, сознание меркло. Но Анна продолжала дышать так, как научил старый монах, успокаивая свои чувства. Она должна узнать, где Яков.
На этот раз она увидела какое-то другое место, тоже в горах: разбойники снова стояли над поверженным европейцем, только теперь европеец был жив. Он был связан по рукам и ногам, лица Анна не видела, зато очень хорошо узнала брюки.
От ужаса она чуть не вышла из транса, видение затуманилось, а когда вновь вернулось, четверо бандитов уже тащили пленника вглубь какого-то ущелья. Мелькнула буддийская ступа, на редкость плохо сохранившаяся. Последнее, что Анна успела уловить, был чёрный зев какой-то пещеры и осыпающее каменное изваяние Матрейи в нише над ним…
На выходе из транса Анну настиг обморок настолько глубокий, какого с ней еще не бывало. Испуганный Карим облил её водой с головы до ног, но она с трудом приходила в себя. Прошло не меньше получаса, пока она задышала нормально, и руки перестали трястись.
– Ой-бой, Анна-апай, совсем плохо сделал! Штольман-мырза Карим башка оторвёт, скажет - не уследил!
– Не оторвёт… - прошептала Анна побелевшими губами.
Ничего и никому сейчас Штольман оторвать не мог.
Она принялась зарисовывать дрожащими пальцами картины, которые всё ещё стояли перед глазами. Карим нависал над плечом, следя за появлявшимися на бумаге линиями.
– Ты знаешь, где это? – бесцветно спросила она, закончив. Сил не было совсем.
– Я не знаю. Люди можно спросить. Люди знают, скажут.
– Иди, поговори, - прошептала Анна, откидываясь на циновку.
Кажется, её вновь настигала обморочная слабость. Пока она сделала всё, что могла.
***
Попадать в плен Яков Платонович очень не любил. Последние недели в Затонске оставили в этом смысле незабываемые впечатления. Даже ребро треснуло: то ли адепты постарались, то ли господин Лассаль переусердствовал. Болело долго. Достаточно долго, чтобы он дал себе зарок, что больше не будет настолько безрассудным.
Кажется, зарекаться ему вообще не стоило. Жизнь всё равно заставит нарушить, да ещё и сознательно, чтобы уж совсем не осталось возможности себя пожалеть. С картами так уже было.
Одно хорошо: намёки, сделанные сэру Френсису, сработали. Якова не стали убивать. Видимо, очень хотели узнать, что именно сыщику известно. А это подтверждало его теорию о том, что резидент и его люди по уши в этом деле завязли. Если сейчас его притащат туда же, где держат русского…
Он не видел, куда именно его притащили. Большую часть пути его волокли так, что он видел лишь щебенку под ногами захвативших его бандитов. Потом заволокли в какую-то гулкую темноту и с размаху бросили на каменный пол так, что дыхание на момент пресеклось. Он лежал лицом вниз и гадал, станут ли его допрашивать немедленно. Если так, то это сильно осложнит дело.