Астронавты. Пленники Сумитры
Шрифт:
Илья похолодел, вспомнив свое утреннее подозрение: вдруг мальчишку поймал какой-нибудь спятивший фермер и держал связанного в погребе, пока Илья объяснялся с хозяином у ворот? Судя по этому Иммануилу, сумасшедших тут хватает. Он и сам…
Илья зажал себе ладонью рот, чтобы не вскрикнуть. Ведь Тимка наверняка пошел сюда, на частный космодром! А вдруг этот Иммануил и украл его? Вдруг мальчишка здесь? Даже, может, за этой самой дверью…
Он забрался обратно на матрас, нашарил фонарик. Но включить не успел – заскрипела дверь, погреб осветился, и темный силуэт Иммануила загородил падающий свет.
Какое-то время бывший менеджер не шевелился. Илья ощущал на себе его холодный, как у ящерицы, взгляд. Наконец, дыша еле слышно, он тихонько пересек комнату и забрякал в углу жестянками. Проголодался, что ли? Послышался сдержанный стук и шуршание. Затем глухой удар, менеджер в темноте вскрикнул и хрипло выругался, еле ворочая языком. Возня, стуки, и наконец тишина, прерываемая хриплым, тяжелым дыханием.
Через несколько минут послышался голос:
– Не спишь?
Илья не ответил.
– Вот и мне не спится, – продолжал Иммануил пьяно. – Отпраздновать бы надо… большой проект сегодня закончил. Только это пока секрет.
Он помедлил, явно ожидая, чтоб Илья спросил его, что за секрет. Поворочался еще и наконец продолжил:
– Про миллиарды – это народ, конечно, преувеличивает. Но деньги у голландца не переводятся, это так. – Он вздохнул, поерзал. – Везет же людям! Не слыхал?
Илья повернулся на бок, стараясь не вдыхать вонь от грязной подушки. До того, как они осели на Сумитре, ему было не до новостей. Жизнь у них была и без того интересная. Открытый космос, разные экипажи, сложные задания. Когда погиб отец Тимура, еще и мальчишка прибавился. Так что вечно они с Эйлой все узнавали последними. Даже прогноз погоды им в космосе смотреть было незачем.
Менеджер в своем углу вздохнул мечтательно.
– Восемьсот шестьдесят три миллиона! Адольф его зовут. Адольф Якобс, – он шумно забулькал, в воздухе разлился запах спиртного. – Купил билет на сдачу в турецком квартале Амстердама. Баржа у него там облезлая в канале на приколе стояла, на ней они и жили.
Менеджер жадно облизал губы.
– В газетах писали, они с женой бедствовали страшно, разве что не побирались. Сам не работал – он кустарь-изобретатель, на свалке металлолом подбирал и из него разные самоходки мастерил, роботов всяких. Да что я говорю – ты завтра сам увидишь.
Илья обхватил голову руками. Меньше всего ему нужен был этот разговор и этот собеседник. Может, Тимур у него лежит связанный за этим люком, для того он и зубы заговаривает!
– …сын у него тоже инвалид, – тем временем продолжал менеджер. – Сейчас-то он уже не ребенок, а взрослый дундук – если жив еще, конечно. Говорят, потому наш Адольфыч и жил в бедности, каждую копейку считал, все пытался вылечить сына.
Илья прислушивался к тишине – не донесется ли из-за стены шорох, зов о помощи.
– А что с сыном? – наконец спросил он.
Менеджер довольно хохотнул – расколол-таки! – и продолжил, смакуя каждую подробность:
– Сына никто никогда не видел. Даже тогда, на барже в Амстердаме. После их выигрыша туда аж экскурсионный маршрут открыли. Он к тому времени уже оттуда съехал, а баржу продал за хорошую цену собственной сестре. И, говорят, перед отъездом разругался со всеми, кого знал. Ни полмонетки никому на
– Ну и хмырь, – рассеянно сказал Илья. В мозгу крутились разные варианты действий. Менеджер между тем продолжал:
– Все тогда ожидали, что он кончит так же, как и прочие лотерейные миллионеры. Спустит денежки на фонтаны с шампанским и личные самолеты, остатки просадит на бирже и годков через пять снова будет без копейки на бирже труда побираться. Но наш Адольфыч не такой дурак. Он еще нас с тобой жизни поучит.
Снова забулькала жидкость. Имманиул почмокал и продолжил:
– В газетах писали, что Адольфыч повез сына по клиникам, даже отдал его добровольцем на какие-то новейшие эксперименты в лабораториях Общества Социального Развития… сам им денег давал на опыты. Но, видно, не в коня корм. Сюда они приехали, судя по всему, уже без ребенка. Только Адольфыча с женой тут и видели – ну, и обслугу, конечно. Обслуги у них как грязи. Только, – понизил он голос, – не люди.
Менеджер помедлил, ожидая ответа. Не дождался и снова заговорил, пришептывая от волнения:
– Он же у нас техник-самоучка, а с деньгами какие-то курсы окончил, аппаратуры накупил. Теперь он на роботехнике специализируется. Даже приз какой-то там выиграл за своих андроидов. Вот они на него и горбатятся… вся обслуга – железная. Да ты спишь, что ли?
Илья промолчал.
– Так завтра к нему пойдем. Можешь на меня положиться. Я никогда никого не подводил.
Вместо ответа Илья задышал ровно, стараясь сдержать дрожь. Через несколько минут в подполе раздался осторожный шорох. Затем глухой удар. Менеджер в темноте вскрикнул и тихо выругался, еле ворочая языком. Возня, стуки и наконец тишина.
Илья подождал минуты две и открыл глаза. В комнате снова было темно. Он включил фонарик. Мазнул лучом по углам – никого. Направил свет на потолок: входной люк чуть приоткрыт.
Илья сел на постели. Сердце стучало. Направил луч света на захлопнутый люк в соседнее помещение. За ним что-то тихо гудело.
Илья поднялся на ноги, не сводя фонарика с люка.
Люк подался легко. За ним начинался длинный бетонный коридор. У входа валялся разный мусор – картонки с объедками, пожелтевшие обрывки бумаги, банки из-под пива. Илья нагнулся и поднял один обрывок, повертел. Листок местной многотиражки десятилетней давности. Видимо, этот бункер выкопали, когда еще комбинат на старом месте стоял. До аварии. Илья огляделся и с колотящимся сердцем пошел вперед, стараясь ступать потише.
– Тимка! – звал он шепотом. – Ты здесь? Я иду!
Но в бункере стояла глухая тишина, поглощающая звуки.
Через каждые пару десятков шагов горели устаревшие энергосберегающие лампы, соединенные обвисшими проводами. Стены под ними блестели от потеков конденсации. Грязные следы покрывали бетонный пол. Впереди, в темнеющем тупике, укрепленном балками, виднелись две закрытые двери. Илья ускорил шаг.
Левая дверь оказалась вделанным в бетонную стену стальным люком. Вторая напротив нее – из старых щелястых досок. Мгновение Илья колебался, затем повернулся вправо и рванул ручку на себя. Разбухшее от сырости дерево подалось с трудом. Он пихнул дверь плечом и шагнул внутрь, водя фонариком по сторонам.