Аствац, инчу амар !
Шрифт:
– Где, где?!
– удивляюсь я.
– Эх ты, одноклеточное!
– сокрушенно качает головой дядя Геворк.
– И дивизии своей ты не изменял?
– Нет!
– Ни полку, ни батальону, ни взводу?
– допытываюсь я.
– Слушай, человек, что ты ко мне привязался? Если я изменял кому, так это моей Анетте, и то раз в жизни, и то в командировке, и то в Кутаиси, и то с двадцатилетней официанткой, понятно тебе?
– Нет, непонятно!
– упорствую я.
– Анетта, - кричит дядя Геворк, - пока я не взял греха на душу и не раздавил,
– Опять проиграл?
– смеется в комнате тетя Анетта.
– Смейтесь, смейтесь, будет и на моей улице праздник!
– грожусь я.
– Ну, а до праздника, дорогая Анетта, положи ему в авоську две бутылки.
– Хоть две, хоть пять - денег у меня нет!
– предупреждаю я дядю Геворка и собираюсь встать.
– Сиди-и-и, - дядя Геворк кладет мне на голову свой огромный кулак, хочешь, чтобы я пошел под суд именно за убийство?
– Ва, нет денег у меня! Ты что, не человек? Нет у тебя ни сердца, ни детей?
– Такое, как ты, дитя я убивал бы три раза в день... Анетта, одолжи-ка этому недоноску еще одну десятку за мой счет... Редиска - на улице Клары Цеткин, хлеб - на 25 февраля, хлеб возьми мой любимый "Отелло", дешево и вкусно... Вино - "саперави"...
– Что ты сказал?
– появляется в дверях подбоченившаяся тетя Анетта.
– Ничего, Анетта-джан, одолжи, говорю, ему десять рублей... За мой счет...
– Голос дяди Геворка заметно ослабевает.
– Прохвосты, жулики! Решили околпачить Анетту Георгобиани? Ну-ка, проваливайте отсюда, иначе напьетесь у меня стрихнина и сулемы! Ишь ты, сговорились, аферисты! Да этот вислоухий уже задолжал мне сто двадцать рублей за твой счет!
– Что ты, дорогая, в чем ты нас обвиняешь?
– удивляется дядя Геворк.
– В том! Почему хоть раз не выиграл он и не потел за вином ты? вопрошает со злорадством тетя Анетта.
– Ва, а какая разница? Ну, скажем, проиграл я и я же пошел за вином, деньги-то все же отдашь ты?
– объясняет дядя Геворк.
– У кого только повернулся язык назвать тебя армянином, человеком расчетливым, знающим цену деньгам?! Что же это получается? Деньги - мои, бутылки - мои, закуска - моя, и вино разливать мне же! А вы будете угощаться, да?
– Тетя Анетта кладет на стол приготовленную заранее десятку и авоську с бутылками и взирает на нас уничтожающим взглядом - точно таким, каким контролер в трамвае взирает на безбилетных пассажиров.
Я и дядя Геворк стыдливо опускаем головы.
– Иди скорей, пока она не передумала!
– шепчет мне дядя Геворк.
Вино мы пили всегда дома. И вот что странно: хотя об этом мы не договаривались и никто нас к тому не обязывал, но как только в руках у нас появлялись стаканы с кровавого цвета жидкостью, всякое балагурство и сквернословие как рукой снимало и наша беседа настраивалась на грусть, откровенность, юмор, мечтания и любовь.
Первый тост, конечно, произносился за тетю Анетту и мою мать, следующий - за родных, затем - за Грузию и сразу же - за Армению. О Грузии
– Ваша Грузия, дорогой мой Мито, похожа на красивого, породистого скакуна под золотым седлом... К вашему несчастью, отведено этому скакуну место на таком красивом лугу, да к тому же такое видное, что каждому прохожему хочется сесть на него и погарцевать с видом военачальника. Так было испокон веков. Слава всевышнему, нрав скакуна разборчивый и гордый сажает на себя не каждого подонка, а лишь людей достойных. А если кому изменит чувство меры, тотчас же сбросит его наземь... Ты еще ребенок, многое тебе невдомек, а мне на своем веку пришлось повидать таких... Да, удивительная страна ваша Грузия, выпьем за нее!
А что же я? Ведь я не тварь бессловесная? Я - человек, существо мыслящее и говорящее, и я обязан сказать дяде Геворку что-то приятное про Армению. Но что, я не знаю, и потому начинаю, заикаясь:
– Дядя Геворк, на свете нет страны лучше Армении...
– Вот сукин сын! Откуда тебе об этом известно, ведь ты ни разу не был в Армении, - улыбается дядя Геворк.
– Ну и что? Зато я читал и слышал... Один Эчмиадзин чего стоит! И потом - вторую свою жизнь человечество начало с горы Арарат...
– Голубые глаза дяди Геворка наполняются слезами и блестят, словно изумруд.
– В общем, если б не один недостаток...
– Какой недостаток?
– настораживается дядя Геворк и ставит на стол стакан.
– Моря у вас нет, дядя Геворк, моря!
– произношу я трагически.
– Да, что правда - правда, - вздыхает он.
– Но ничего, есть ведь у вас Севан! Чем не море?
– ободряю я дядю Геворка.
– Какое это море - без единого порта.
– А вы постройте порт и назовите его Севанстополем! Вот и все! смеюсь я.
– Ну-ка, без балагурства!
– предупреждает дядя Геворк, от души смеется и произносит очередной тост.
Я готовился к сессии и поэтому виделся с дядей Геворком редко, а последний месяц - то ли по моей невнимательности, то ли по причине его занятости - вообще не встречался с ним. Говоря откровенно, я был так обременен собственными заботами, что и не вспоминал о нем.
В тот день я сидел дома и конспектировал земельное право. Мать хлопотала на общем балконе, обмениваясь с соседками последними дворовыми новостями. Вдруг до меня донесся голос дяди Геворка, зовущего маму. Было около часу дня - в это время ему полагалось находиться на работе. Я прислушался.
– Уважаемая Анико, ваш Митуша дома?
– Дома, Геворк, занимается.
– Скажите ему, пусть спустится на минуту, когда освободится, попросил дядя Геворк.
– Ступай вниз, что-то с Геворком неладно, - заглянула в комнату мама.
– Почему ты так думаешь?
– спросил я, вставая.
– Слишком уж серьезно и жалобно он со мной разговаривал...
Я сбежал по лестнице и, не постучавшись, вошел в комнату дяди Геворка. Он сидел за столом, у шахматной доски с расставленными фигурами. Теги Анетты не было видно.