Ася
Шрифт:
— Я-то тут при чем?
— Из-за тебя.
— Что мешает отказаться от него? Оплачивай по факту, — хихикая, язвлю.
— Я так и делаю, но бланк, на котором все обоснование держится, один-единственный. Разработчики не подсуетились. Кто ж мог заранее знать, что неугомонный Красов будет колесить по стране, невзирая на последствия своих вояжей.
— В графе «аванс» я по привычке ставлю прочерк, — с удивлением поднимаю брови. — Я тебе мешаю, Фрол? Ты оплачиваешь мои поездки из своего кармана?
—
— Просиживаю? — не скрываясь, изумляюсь. — По-твоему, я там отдыхаю?
— От жизни — да! Ты — босс, а ведешь себя, как нерадивый подмастерье. Николаевич задрался тебя под зад пинать. Он мне звонил, между прочим.
— Ты исповедник Аксёнова?
— Его лучший друг, — перекрещивает на груди оголенные по локоть руки.
— Я думал, что ты мой друг, — насупив брови, недовольно хмыкаю.
— Не ревнуй, малыш.
— Саш, куни в любом случае не засчитывается.
— Плевать на дружбу, Красов?
— Открой словарь и…
— Интимных терминов, — подмигивает и скашивает в сторону глаза. — Куни! — пищит, как маленькая девочка. — Куни-и-и-и. Ничего менять не буду. Четыре очка, а я не гордый.
— Добавь «Ц» и «А» и получится…
— Мой ход, мое желание, мое упрямство. Я сказал… Все! — он опирается на деревянные подлокотники и приподнимает зад. — Инга звонила?
— Звонила, — не подавая заинтересованного вида, отвечаю.
— И?
— Четыре очка, — наклоняюсь, чтобы записать в таблицу цифры, и очень низко опускаю голову, прочесывая носом бумагу, ноздрями задеваю колпачок нашей фирменной ручки.
— И? — я чувствую, как друг вытягивает шею и направляется верхней половиной тела к моей башке. — Ты там уснул, Котян?
— Мой ход! — неожиданно возвращаюсь в исходное положение. — Ты отказался, а я добавлю. Итак, «Куница» — шесть букв и столько же очков, потому что…
— Красов, тук-тук! Что с тобой? От женского внимания отказываешься. Она чистая женщина, если что.
— В каком смысле? — выпучиваюсь на него.
— Не замешана в беспорядочных связях — в этом смысле. Успешная и финансово, и профессионально. Но замужем не была.
Для женщин этот пункт теперь идет с союзом «но»?
— Почему?
— Строила карьеру, Красов. Женщины, прикинь, таким тоже занимаются.
— А сейчас что? — вожу глазами по столу, при этом комбинирую буквы, выстраиваю слова, подсчитываю возможный выигрыш и слушаю дружка.
— Не строй из себя придурка, шеф. Ты, конечно, треснулся головой, но здравый смысл не потерял. Твои проекты по-прежнему великолепны.
— Зачем?
— Для здоровья, босс.
— Я здоров.
— Я в курсе.
— В курсе? — настораживаюсь ответом непрофессионала в этом деле.
Неужели служба безопасности о чем-то Фролу донесла?
— Это херабора не дает покоя? — кивает в неопределенном направлении, при этом указывая взглядом на растянутую по вертикали фоторамку, стоящую на моем столе, в которой я под стеклом храню один трофей, каким был награжден случайно.
— «Спасибо. Я Ася! АСЯ!». С выдумкой малышка, почти поэт:
«Я Ася! Ася я! Запомни имя, Красов, и прощай!».
Вопросов слишком много, старичок. За что, например, «спасибо»? Это ведь эмоциональность? Я не ошибся? Уж больно сильно женщина давила на носик шариковой ручки, раз чернила проступили. Банк ее забраковал? — молча киваю, подтверждая предположение Саши. — Кто она вообще такая? Год прошел. То есть ты ее и отпел, и смирился, и, вероятно, помянул. Короче, я надеюсь, что ты созрел для разговора.
— Нет.
— Красивая?
— Твой ход.
— Случайная?
— Почти.
— Почти? — укладывает локти на мой стол и, приподнявшись, отрывает зад от сидения посетительского кресла, стоящего перед моим столом. — Расскажи хоть что-нибудь.
— Мы же не прыщавые мальчуки, Фрол. Нечего рассказывать…
Друг не поймет, а я не вру. Одна ночь и вот итог. На моем рабочем месте, на столе в железной рамке находится купюра всего лишь в двести отечественных рублей, на лицевой стороне которой выведена скупая, но весьма циничная благодарность красивым женским почерком и имя той, с кем я тем летним вечером интимчик замутил…
Девушка сбежала — я оказался прав. Утром проснулся в гордом одиночестве, но, что сильно утешает, в собственной постели. Последнее считаю достижением и засчитываю в качестве победы, а девочке:
«Спасибо за успех!».
Не то чтобы я полностью лишился памяти или помню исключительно секундные мгновения, но, откровенно говоря, я хотел бы все еще не один раз повторить, чтобы укрепиться в собственных воспоминаниях и особом мнении:
«У девицы в головке вот така-а-а-а-а-я вава и гребаное невезение!».
Из того, что врезалось мне в разум, могу в подробностях восстановить, например, красивую высокую фигуру, неумелые, как будто даже нервные, ласки, рваные и осторожные, но заискивающие в тоже время движения, несмелые и одновременно с этим влажные дразнящие поцелуи, нежную улыбку и тяжелый со свистом вздох, раздавшийся одновременно с тем, как я грубо протолкнулся внутрь определенно девственного тела, которым после дефлорации нахально обладал всю ночь…