Атака мертвецов
Шрифт:
– С другой стороны, разведка может дать полные и точные результаты лишь тогда, когда ведется методически, каждую ночь, одними и теми же лицами, на данном небольшом участке местности. Только исползав и досконально изучив каждый сантиметр этой местности, опытный разведчик точно выяснит расположение и характер заграждений противника и меры их охранения. Только длительное и постоянное, изо дня в день, с рассвета до заката, наблюдение за тем, что видно с поля на позициях противника, и, наконец, фотографирование с аэропланов дадут полноту разведывательных данных. Лично я не вижу здесь места для личной
Так за разговором, или, вернее, за монологом Бориса, они доехали до передовой позиции у Карльсфельде. Пересекли здесь линию проволочных заграждений и двинулись по дороге на деревню Брозовкен, примыкавшую к проволоке противника. Вот и Фридрихсфельде, в котором расположилась последняя застава. Лошади тихо въехали в этот занесенный снегом, совершенно пустой на первый взгляд фольварк.
– Кто идет? – раздался неожиданный окрик вполголоса.
– Из штаба бригады! – отозвался Колесников.
От стены ближайшего сарая отделилась почти невидимая тень часового. Подойдя вплотную, он тихо сообщил пропуск.
– Где начальник заставы? – спросил Борис.
– В доме, налево по коридору. Там свет в двери. Найдете.
Офицеры слезли с коней и вошли в дом. В коридоре действительно увидели дверь, сквозь щели которой пробивался неяркий свет. Подойдя к ней, постучали.
– Войди! – долетело с той стороны.
Вошли. Небольшая комната. Диван. Кресло. Пианино. Печь в углу. На ней скворчит яичница, которую готовит себе начальник заставы, сидя на корточках перед печкой. Надо же, знакомые все лица. Тот самый Иванов, командир 6-й роты, которую иначе как «георгиевской» теперь не называли.
– Кого я вижу? Весь штаб бригады у меня в гостях! – воскликнул штабс-капитан, быстро поставил сковородку на пол и бросился к пианино.
Через мгновение полуразрушенный двухэтажный дом фольварка огласил громкий, бравурный марш. Закончив его играть, Иванов шутливо доложил Колесникову о состоянии заставы. Все трое рассмеялись, но веселье быстро сошло на нет, когда Борис поведал цель их визита.
– Какого черта вы тут сможете разведать? – начал ругаться Иванов, и Сергеевский был с ним полностью согласен. – Снег и тьма кругом! Тут только мои лучшие разведчики разберутся. А за вас отвечай потом. Да еще и людей моих под напрасный убой подведете!
– Прекрасно вас понимаю, штабс-капитан, – грустно вздохнул Колесников. – Однако каприз армейского начальства надо исполнить.
Иванов дураком не был, потому повторять дважды ему не пришлось. Попыхтев еще немного, больше для проформы, он дал каждому штабисту по два стрелка из своей роты.
– Через час будем у вас на ужине, – заверил Борис, надевая привезенный с собой белый халат. – И обещаю в течение сего часа всецело жалеть ваших людей.
За домом тянулся сад с голыми, присыпанными снегом деревьями, на окраине которого в маленькой садовой сторожке располагался полевой караул. Впереди пост – часовой на разлапистом дереве. Дальше
Здесь разошлись. Колесников направился к деревне Брозовкен, а Борис – к левой вершине Брозовкенберга.
Прощаясь, капитан шепнул Сергеевскому:
– Как начальник штаба бригады категорически запрещаю вам, Борис Николаевич, собой рисковать. Помните, пожалуйста, что мы должны быть выше чувства ложного самолюбия. Наши жизни нужны для настоящего дела, а не для отбывания этого номера…
Шли медленно, с большой предосторожностью ступая по замерзшему снегу. Местность плавно понижалась. Дальше, судя по карте, было болото с канавой. За ними должна проходить поперечная дорога Брозовкен-Гросс-Штренгельн, вдоль которой немцы натянули колючую проволоку. До подножия высоты не более двухсот шагов. Ни черта не видно, сплошная беловатая муть. Сопровождающие стрелки ни на шаг не отходят, жмутся с двух сторон. Тайное приказание Иванова исполняют?
– Ваше высокоблагородие, – раздался шепот одного из них. – Не ходите дальше. Здесь каждую минуту можно на ихний дозор напороться. Зазря пропадем. А увидеть ничего не увидим.
Нога Сергеевского запнулась за что-то большое и твердое. Не устояв, он упал. Вместе со стрелками разгреб снег, раскопав замерзший человеческий труп.
– Наш или немец?
– Наш, – отозвался кто-то из стрелков. – Винтовка наша, со штыком.
– Забери винтовку.
– Она под ним, ваше высокоблагородие. Помогите поднять.
Борис поднял мертвеца. Негнущееся, окоченевшее тело напоминало бревно. А голова где? Головы почему-то не видно…
– Да вы его, ваше высокоблагородие, на голову поставили! Держите за ноги, а я винтовку отдеру.
Стрелок с трудом оторвал примерзшую к спине покойника винтовку. Из-за туч выплыл диск луны, осветив на мгновение припорошенное снегом лицо мертвого солдата возле ног Бориса. Руки сами разжались, и мертвец с глухим, неживым звуком грузно рухнул на стылый грунт.
– Возьми с него погон, – услышал Сергеевский свой голос, показавшийся вдруг совершенно чужим.
Пройдя дальше, наткнулись еще на один труп, потом еще и еще…
Луна, кажется, стала ярче. Или дымка на небе истончилась? Всюду белеет снег и вроде бы совсем светло, но в сущности дальше тридцати-сорока шагов по-прежнему ничего не видать. Дорога и немецкие заграждения должны быть где-то рядом.
Набрели на небольшой валик или просто снежный сугроб. Разойдясь шагов на десять, залегли на этом валике. Подождали минут двадцать, прислушиваясь и вглядываясь в белую мглу. Мертвая тишина, и нигде никакого движения.
Что делать? Идти дальше? Пока, понятное дело, Борис ничего не разведал. Но его мучил вопрос: а что же он предпримет, если доберется до вражеских заграждений? Замерзшие трупы и без того уже сильно подействовали на нервы. Даже стрелки вдруг стали казаться ненадежными. «Трусят, – думалось Борису, и тут же обжигала другая мысль: – А может, это я трушу?»
Успокоил себя тем, что вспомнил приказ Колесникова.
«В конце концов, я ведь здесь не для дела, а лишь для исполнения формальности».