Атака мертвецов
Шрифт:
– Эт точно, – снова не выдержал Антон. – Уж сколь земли перелопачено. И доселе лопатим…
Осекся, встретив укоризненные взгляды, и замолк. Сорока не останавливался:
«…вышел приказ по крепости с призывом коменданта к гарнизону свято исполнить свой долг до конца. С этого же дня начали над крепостью летать неприятельские аэропланы, сигнализировавшие особыми бомбочками, по которым немцы брали направление на разные крепостные сооружения и определяли дистанции до них. Борьба с ними была трудна, так как они летали высоко и были, по-видимому, бронированы».
– А шо я говорил, – не преминул вставить уже Борисенко.
«…гарнизоном крепости была произведена усиленная рекогносцировка всего неприятельского расположения, давшая ценные сведения.
– Во, про Вячеслава Андреича вашего. Дальше еще будет.
«…участвовавший в ней охотником и впоследствии награжденный орденом Св. Георгия за доблестное управление огнем батареи во время бомбардировки, в командование которой он вступил, несмотря на то, что был тяжело ранен, выписавшись из госпиталя, вопреки совету врачей».
– Ну, брешут же! – возмутился Фома. – Ничего не тяжело его ранили. Очень даже легко.
– Ага, – тут же подхватил Антон. – Даже в тыл не отправили. Здесь отлеживался. А выписка энта нужна ему была, что собаке пятая нога. Собрался и ушел на батарею.
Их прервал Борисенко:
– Хорош галдеть. Дальше слухайте. Читай, Петро.
«…противник, обладая значительным численным перевесом, особенно в подвижной скорострельной полевой артиллерии, обложил крепость с правого берега реки Бобр, развернув широкой, охватывающей дугой свои батареи и окопы. Батареи свои он расположил в обширном лесу, тянущемся впереди крепости, совершенно маскированно; места их расположения нельзя было обнаружить ни с наблюдательных пунктов, ни воздушной разведкой, что до крайности затрудняло борьбу с ними крепостной артиллерии».
– Опять брехня, – поднял глаза Петр. – Вячеслав Андреич влегкую их нашел. Почти все.
– Не отвлекайся. – Быковский нетерпеливо постукал по журналу пальцем.
Сорока вернулся к чтению:
«…немцы открыли огонь со всех своих батарей, сначала по нашим воздушным наблюдательным станциям, а потом и по всей крепости. Обстреливалась крепость бомбами крупного калибра (воронки получались глубиною до 1 саж. И в диаметре до 1,5–2 саж.) и одновременно шрапнелью из полевых орудий; бомбардировка продолжалась почти без перерыва днем и ночью, большею частью залпами. По приблизительному подсчету немцами выпущено за четыре дня около 60 000 снарядов. В крепости не было ни одного места, которое не подвергалось бы огню противника. Обстреливались также и дороги, ведущие в крепость. Под этим-то адским огнем гарнизон крепости доблестно исполнял свой долг, всеми имевшимися средствами противодействуя противнику. Особо трудная работа выпала на долю крепостной артиллерии – бороться с превосходной численно и по калибру артиллерией немцев, отлично к тому же маскированной в лесу; наши офицеры и прислуга успешно боролись с огнем противника, не будучи укрыты от бомб и шрапнелей неприятеля, рвавшихся кругом. Под тем же огнем приходилось сидеть на наблюдательных вышках, устроенных на деревьях, подносить снаряды и заряды, заменять подбитую материальную часть, вооружать новые батареи, выгружать поезда с орудиями и боевыми припасами, тушить пожары с величайшею опасностью для жизни, начинавшиеся в расходных батарейных пороховых и зарядных погребах. В последнем деле особенно отличились штабс-капитан Окороков, штабс-капитан Мартынов и подпоручик Пудкевич».
– Эх, как вспомню, так вздрогну, – передернул плечами Антон. – Когда в наш пороховой погреб «чемодан» угодил, думал, все, кранты. На воздух взлетим. Ан не взлетели. Да токма заполыхало вдруг. Вячеслав Андреич сразу туда и давай тушить. А мы стоим, рты раззявив, и взрыва ждем. Потом только сообразили подмогнуть. Да он уж, почитай, сам все и затушил.
– Ну, что там дальше-то? – после короткого молчания прогудел Фома.
«Несмотря на невыразимо трудные условия борьбы, ни одна из наших батарей не замолчала до конца бомбардировки, и мы несомненно имели значительный успех, нанося значительный вред и потери немцам. Нелегко было и другим частям гарнизона крепости: у каждого было много дела, опасного и ответственного;
– Вот! – Борисенко показал на журнал. – Говорил же вам, про Мартынова там написано. Аж два раза. Жаль, шо его портрета нет. Зато площадь перед церковью засняли. И мы там стоим. Видите?
Солдаты наперебой начали выискивать знакомых на фотографии, где в ровных коробках стояли такие одинаковые фигуры в серых солдатских шинелях.
– Братцы! – прервал вдруг Фома поднявшийся было гвалт. – А ну как херманец опять к нам теперича сунется?
– Как сунется, так и отсунется, – хохотнул Быковский. – Еще раз врежем.
– Та не. Я не о том. Нонче у нас и атилерию забрали, и Старика нашего с ней.
– Ну, орудий у нас еще в достатке, – степенно заметил Сорока. – Да и полковник Лысенко, доложу вам, ничем не хуже генерала Бржозовского.
– Это да, – согласился с ним Иван. – Лев Сергеич службу туго знает. Немцам спуску не даст. Ну, и акромя его у нас офицеры дай бог каждому. Выдюжим. Ладно, Петро, ты дальше читай. Там ишо про приезд к нам Великой княгини Виктории Федоровны написано и про Государя императора…
И солдаты затаили дыхание, слушая чтение Сороки.
– Не кажется ли вам, Григорий Георгиевич, что наши высшие инстанции сильно далеки от понимания условий окопной войны? – спросил Сергеевский, приноравливая бег своей лошади к ходкой рыси скакуна капитана Колесникова.
– Вы о нашем личном участии в проведении разведки? – иронично поинтересовался тот.
Выражения его лица Борис в темноте не разглядел. Смог заметить лишь вырывающийся изо рта пар, подсвеченный луной. Точно такой же выдували лошади из ноздрей.
Стояла морозная декабрьская ночь. И да, они ехали в самую настоящую разведку.
Кому-то в штабе армии вдруг втемяшилось, что поступающие из корпуса разведданные об укреплениях и расположении противника, мягко говоря, сомнительны. Однако причинами подобного сомнения не были названы их неполнота или недостоверность. Все гораздо банальнее. Командование не устраивало, что эти сведения исходили от пехотной и саперной разведки. Где «опытный глаз» офицеров Генерального штаба?
Незамедлительно сверху спустили нужный циркуляр, и генерал Бринкен в свойственной ему манере потребовал от начальников бригад донесений – когда, где и что разведано офицерами Генштаба лично. Приказ есть приказ. Он, как известно, обсуждению не подлежит. Но глупые приказы так и просятся на язык, чтобы как следует их пропесочить.
– Нет, я отнюдь не ратую за то, чтобы штабные офицеры, и мы в частности, робко сидели в тылу и не применялись, когда это нужно, для боевых назначений, – пустился в рассуждения Борис. – Разведка офицера с высшим военным образованием в известных случаях чрезвычайно полезна и даже необходима. Но согласитесь, что разведка в междуокопном пространстве вовсе не требует академических познаний. Ее же ведут ночью, и сводится она чуть ли не к ощупыванию неприятельских заграждений.
Сделав паузу, Борис какое-то время подождал ответной реакции Колесникова. Но капитан ехал молча. Похоже, решил дать высказаться товарищу по несчастью. Сергеевскому только того и надо. Он с вдохновением продолжил: