Атакует «Щука»
Шрифт:
Это обстоятельство обязывало наших моряков действовать особенно осторожно, ни в коем случае не форсировать работу дизелей. Учитывая это, командир маневрировал осторожно и сумел незаметно для противника сблизиться с тральщиком на дистанцию стрельбы. Последовали обычные команды, снова раздались взрывы торпед.
Едва командир убедился в потоплении тральщика, как акустик доложил:
— Корабль противника повернул на нас. Расстояние уменьшается.
— Право на борт! Боцман, погружаться на глубину 60 метров! — скомандовал Столбов.
Не прошло и пяти минут, как рванула поблизости первая глубинная бомба.
Уцелевший тральщик, видимо, довольно точно нащупал местонахождение «щуки». Где-то совсем рядом грохнул взрыв такой силы, что от сотрясения в лодке многие не удержались на ногах. Старший помощник командира Сорокин сильно ударился головой о тумбу кормового перископа. Штурмана Леошко отбросило к воздушным клапанам. Вангатов провалился в трюм.
— Вышло из строя электрическое управление горизонтальными рулями! — крикнул Добродомов.
— Перейти на ручное! — распорядился командир.
В центральный пост срочно вызвали рулевого Максименко. Штурвалы ручного управления вращались туго, и надо было затратить немало усилий, чтобы переложить рули хотя бы на один градус. По сравнению с другими моряками лодки Максименко был настоящим богатырем, но и он, встав к штурвалу носовых рулей, едва смог обеспечить срочное погружение лодки.
В этот момент вражеский тральщик прошел прямо над лодкой. И опять мощные взрывы сотрясли ее корпус. Выходили из строя приборы, лопались лампочки в плафонах, сыпалась пробковая обшивка в отсеках. Но в этом грохоте, звоне битого стекла отчетливо слышались уверенные команды.
Столбов понял, что обычным маневрированием избавиться от преследования вряд ли удастся. Надо было придумать что-то хитрое, неожиданное для противника. И командир нашел способ, который позволил сбить с толку вражеских акустиков и хотя бы на время оторваться от противника.
По приказанию командира на «щуке» были выключены все вспомогательные механизмы. Это позволило до минимума сократить шумы в лодке. Единственным источником шума оставались главные электромоторы. Однако они давали возможность акустикам противника следить за перемещением лодки, о чем свидетельствовали довольно точные разрывы глубинных бомб, сбрасываемых с тральщика.
В этой сложной обстановке капитан-лейтенант решил применить совершенно новый тактический прием. Не знаю, думал ли о нем Столбов раньше, или эта мысль пришла ему в голову только теперь, но она оказалась очень кстати и сыграла в этот момент едва ли не решающую роль в нашем спасении.
Суть тактической новинки состояла в следующем. Когда над лодкой рвались глубинные бомбы, командир приказывал давать полный ход вперед. В это время там, наверху, акустики все равно ничего не слышали. Но как только наступала тишина, электромоторы стопорились и лодка двигалась по инерции. И так каждый раз. Взрыв. «Полный вперед!» Затих гул от взрывов. «Стоп моторы!» Электрики с исключительной точностью выполняли команды из центрального поста. Даже в темноте, когда гас свет, они ни разу не ошиблись в переключениях рубильников на главных ходовых станциях. Благодаря этому бомбы рвались хотя и недалеко от лодки, но не настолько близко, чтобы доконать ее.
— Прыгаем, как лягушка, — вполголоса сказал Сорокин по этому поводу.
Наконец бомбежка прекратилась. То ли вражеский тральщик потерял лодку, или,
Однако передышка длилась не очень долго. Через некоторое время Васильев опять услышал в наушниках шум винтов надводного корабля. И снова вокруг загрохотали взрывы, сотрясая стальной корпус лодки. На этот раз гитлеровцы бомбили методично и ожесточенно, но разрывы раздавались за кормой.
Подводники упорно боролись за жизнь своего корабля. Командир предпринимал самые различные маневры, но оторваться от преследования не удавалось.
— Что-то крепко он к нам привязался, — озабоченно сказал Столбов. И, подумав, добавил: — Как будто по чистому следу идет.
— Лодка становится тяжелой, — доложил со своего места боцман.
К нему тут же подошел инженер-механик Большаков и наклонился к глубиномеру. Да, «щука» понемногу погружалась. На малом ходу, да еще с толчками, рули уже не держали ее на заданной глубине.
— В чем дело? — спросил Столбов.
— Надо откачивать из уравнительной за борт, товарищ командир.
— Немцы нам качнут, только запусти помпу.
И все-таки помпу пришлось запускать. Она работала, как и главные электромоторы, под аккомпанемент взрывов глубинных бомб. Трюмный Вангатов при этом, словно жонглер, всякий раз с молниеносной быстротой открывал и закрывал клапана.
Мы с комиссаром решили пойти по боевым постам. Отсеки разделили между собой так: ему — носовые, мне — кормовые. Надо было подбодрить людей, рассказать им о тех мерах, которые предпринимает командир, чтобы избавиться от затянувшегося преследования.
Подводникам, которые в эти тревожные часы находились в центральном посту, были известны и окружающая обстановка, и решения командира Поэтому и бомбежка действовала на них не так угнетающе. В остальных же отсеках краснофлотцы и старшины могли только догадываться о происходящем. В таком положении нет ничего хуже неизвестности.
Надо сказать, что экипаж держался хорошо, никто не терял самообладания. Даже молодой моторист Сидорчук выглядел молодцом. На вопрос о том, как он себя чувствует, ответил:
— Самочувствие бодрое, только вот дышать тяжело.
Дышать действительно стало тяжело. Лодка уже много часов находилась под водой. В отсеках скапливался углекислый газ. Машинки регенерации воздуха нельзя было включать, так как они создали бы много шума, который могли услышать акустики на вражеском корабле.
По себе чувствую: кислородное голодание дает себя знать — немеют пальцы рук, ноги становятся как деревянные, кружится голова, хочется спать Вижу, торпедисту Мельникову совсем плохо: он дышит тяжело, на губах выступила пена. Фельдшер Разговоров, который и сам еле держится на ногах, оказывает морякам помощь. Пытаясь привести Мельникова в чувство, он заставляет его дышать через патрон регенерации. Но польза от этого невелика. Одно дело, когда машинка гонит через патрон воздух под давлением. Это действительно способствует его очищению. А легкие человека, как бы они ни были натренированы, не могут добиться этого. И все же Разговоров настойчиво уговаривает Мельникова дышать, тормошит его, не давая заснуть.