Атаман всея гулевой Руси

Полотнянко Николай Алексеевич

– Что ты делать замыслил? – спросил Фрол.

– На рейтар нужно самым крепким казакам идти. Но поперёд пустим сотни три гилевых людишек, вдруг Барятинский не все гранаты перекидал. Вот и проверим.

Второй приступ дороги к Синбирску начался близко к обеду. Разин долго добивался своего начальства над ударным отрядом, но есаулы встали поперёк.

– Ты, Степан Тимофеевич, наш атаман, – говорили они. – Не дай Бог, попадёшь под дурацкую пулю, и мы останемся без твоего атаманства безголовыми и разбредёмся сиротами. Твоё время ещё придёт, а нам воевать веселее, когда ты сзади нас подпираешь.

– Способнее

мне против рейтар идти, – сказал Очерет. – Я с рейтарами уже бился под Конотопом. Правда, то были ляхи с железными крыльями, а здесь русские и без жестяных гремушек.

– Пусть будет так, – сказал Разин. – Иди, Очерет, дорогу нужно до вечера взять в свои руки. Даю тебе полную свою волю над людьми.

Очерет взял своих полтысячи запорожских черкас, вооружённых длинными пищалями и острыми саблями, и пошёл вверх по дороге, подталкивая впереди себя три сотни сбродных ратных людей. К высокому склону над дорогой он загодя направил полусотню самых лихих казаков, чтобы они вырезали метальщиков гранат. Пластуны незаметно подкрались к рейтарам, затаившимся в кустах над дорогой, и взяли их в ножи. Очерет возрадовался удачно начатому делу и велел идти дальше.

Они прошли по дороге две трети пути, когда послышались тяжёлые ухающие удары тулумбасов.

– Готовьте пищали к бою! – вскричал Очерет. – Стрелять за тридцать саженей!

За поворотом дороги послышался тяжёлый скок рейтарских коней. Пешие ратники отступили под морды казацких коней.

– Сразу, как стрелят казаки, бегом идите на рейтар и режьте всех подряд! – велел им Очерет.

Завидев казаков, рейтеры захлестнули поводья за высокие луки своих седел и взяли в каждую руку по пистолету. Прицельно стрелять они могли с десяти-пятнадцати саженей, но казаки ударили из пищалей раньше, однако это рейтар не остановило, они не дрогнули, выстрелили из запасных пистолетов, подавили конями пехоту и сошлись с черкасами в отчаянной сабельной рубке. Рейтары давили сверху, и казаки держались из последних сил. Уже до двух десятков казаков были убиты, Очерет махал саблей, отбиваясь от рейтара, который теснил его к обрыву, и тут вовремя поспела помощь.

Прислушиваясь к шуму сражения, Разин догадался, что у Барятинского нет пехоты, иначе он пустил бы её по верхней стороне дороге, непроходимой для конницы.

– Фрол, твоё войско к бою готовы? – спросил он своего брата.

– Пойдёт и в огонь и в воду!

– Как ты того добился?

– Чикмаз ещё тридцати гильщикам башки снёс, и теперь их хоть в оглобли ставь.

– Добро, Фрол, – сказал Разин. – Пошли тысячу своих людей вверх по нагорной обочине дороги, и пусть они бьют рейтар сверху из пищалей и копьями.

Почуяв, что их бьют с двух сторон, рейтары отошли. Очерет отправил своих раненых людей в подгорье, с дороги убрали в сторону убитых, и казаки пошли на новый приступ. Рейтары сражались упорно, особенно губителен был их плотный огонь из пистолетов. Опростав от пуль оружие, они вступали в рукопашную схватку, но опять отступали под натиском черкас Очерета, пуль, копий, а то и камней, которыми пехота осыпала их сверху.

Когда в очередной раз рейтары отошли, Барятинский не выдержал и послал против разинской пехоты свою, триста молодых татар. Те ушли, но живыми не вернулись. Из рейтар Зыкова многие погибли, целыми оставались люди Чубарова. И Барятинскому пришлось, пользуясь наступившими

вечерними сумерками, отступить к острогу, огородиться телегами и стоять всю ночь там, надеясь, что подойдёт подмога от князя Урусова. На помощь Милославского окольничий не рассчитывал.

5

Проведав, что дорога на Синбирскую гору стала свободной от рейтар, Разин велел всем казакам, астраханским и сбродным со всех низовых городов ратникам идти к острогу, возле которого, ополчась, стоял Барятинский со своими воинскими людьми. Окольничий был зол и мрачен: во всякие переделки ему доводилось попадать за свою некороткую боевую жизнь, но такой ещё не бывало. И всему виной арзамский разборщик служилых людей Алексей Еропкин, который, имея от этого корысть, понаписал в полковые списки негодных к службе по здоровью дворян, а то и просто мёртвых душ, от чьей памяти остались лишь покосившиеся кресты на погостах. В полках объявилось много неявщиков – нетчиков, богатые дворяне попрятались по укромным местам и не спешили на войну с мужиками, от которой им не было корысти, и выжидали, что бунт усмирит кто-нибудь другой, кроме них.

Мрачно глядели вокруг себя и рейтары Барятинского, их обижало и злило, что им, дворянской бедноте, жившей только на рейтарское жалованье и не имевшей своей земли и крестьянишек, приходилось рисковать за богатых дворян, часто за деньги уходивших от полковой службы в свои поместья. Только за один день на Синбирской горе были убиты до ста рейтар, а вдвое больше поранены, и что может случиться с каждым из них, они чувствовали своей барабанной рейтарской шкурой, в любой схватке можно было потерять жизнь или получить жестокое увечье.

Барятинский уступил воровскому войску достаточно земли от острога до берегового обрыва, чтобы оно на ней поместилось. Старые казаки встали к рейтарам ближе остальных и зорко на них поглядывали, чтобы они не учинили против них какой-нибудь каверзы. Остальные разинцы расположились на отдых, разожгли костры, кипятили воду для вечерней трапезы. Ставка Разина находилась на краю волжского обрыва, где ему Бумба устроил палатку, а неподалёку возжёг костёр.

У атамана собрались есаулы и старшины, чтобы выслушать его повеления на ближайшее время.

– Главное сейчас опростаться от Барятинского, – говорил Степан Тимофеевич. – Ждать, пока он сам побежит, мы не станем. Я сейчас жду важные вести, и если они нам будут на руку, то ударим по рейтарам в утренних сумерках.

– Нужно поглядывать на рубленый город, – высказал опасение Корень. – Мы сцепимся с рейтарами, а Милославский может ударить нам в спину.

– Розмысел дельный, – похвалил есаула Степан Тимофеевич. – Только сдаётся мне, что воевода с окольничим живут как кошка с собакой. Они могли сложиться ратными людьми ещё сегодня, и тогда мы вряд ли бы одолели Синбирскую гору.

«Может, это Гориныч затмил им разум», – мысленно произнёс атаман и зябко поёжился.

– Сегодня они не сложились, а завтра сложатся, – сказал старик Однозуб. – Потому надо отгородиться от рубленого города крепкими ратными людьми. Бережёного и Бог бережёт, и чёрт балует.

В палатку заглянул Бумба.

– Что, явились? – спросил Разин.

Калмык кивнул и продолжал глядеть на атамана.

– Веди.

– Это прибыли ратные люди из острога, – сказал Разин. – Послушаем, что они скажут.