Атаман всея гулевой Руси

Полотнянко Николай Алексеевич

В палатку вошли сотник Брюзга и казачий полусотник Шутов, его вместо себя прислал осторожный Сафроныч. Гости потоптались, поискали глазами образа, чтобы перекреститься, не нашли их и нестройно промолвили:

– Челом великому атаману Степану Тимофеевичу!

Разин разглядывал гостей, пряча насмешливую улыбку в усах, честный казак, он перемётчиков не любил и глядел с опаской: изменивший один раз не поленится изменить и в другой.

– С чем явились, синбиряне? – сказал Разин. – Здесь все люди свои, говорите.

– Мы, Степан Тимофеевич, держим твою сторону, – заметно волнуясь, произнёс

Брюзга. – Острожные стрельцы и казаки решили сложиться и уйти под твою руку.

– Добро, раз так, – важно сказал Разин. – А как вы уйдёте ко мне? Барятинский окружил острог, там его люди, обоз, пушки. Как же он вас от себя отпустит? Или вы там у себя что-то удумали?

– Навались на рейтар всей своей мочью, Степан Тимофеевич! – горячо заговорил полусотник Шутов. – Пока они с казаками будут схватываться, мы перережем тех дворянишек, что за нами приглядывают, и сразу ударим по рейтарам из пищалей.

– Розмыслы у вас великие, но у меня нет надёжы, что вы в последний час не передумаете и подведёте казаков под пистолеты рейтар.

Брюзга и Шутов принялись в один голос клясться, что они слово сдержат. Стенька смотрел на них и удивлялся потемкам человеческого сердца: эти люди клялись убить тех, с кем ещё сегодня бок о бок стояли на молитве.

– Сделаем так! – решил атаман. – За полночь к пряслу подойдут полсотни моих казаков. Постреляйте в них пыжами и пустите в острог. Я в это время нападу на рейтар. А теперь ступайте. Бумба, проводи, чтобы их никто не тронул.

После ухода перемётчиков Разин спросил Очерета:

– Сколько твоих казаков погибло, Тарас?

– Двадцать два, – перекрестился черкас. – Добрые казаки были. Со мной с Запороги пришли. Здесь на обрыве положили в братскую могилу.

– Надо не забыть их родичей, Очерет, жен, детей, родителей, если они живы.

– Всё их добро будет сохранено у казначея и отдано родным.

– Они не торговыми людьми были, а казаками, – вздохнул Степан Тимофеевич и пододвинул к себе кожаный мешок. – Подставляй суму, Очерет! Жалую родным по двадцать пять рублей золотом. Храни эту казну, Тарас, как свою голову!

О затоптанных конями рейтар на Синбирском взвозе воровских и гулящих людишках Разин не вспомнил.

– Что, побратимы! – сказал атаман, выходя из палатки. – Не время ли взять Барятинского на кукан, а его рейтар посадить в цепях за вёсла наших стругов?

Ответом Степану Тимофеевичу были грозные крики всех казаков, что были вокруг него.

– По рейтарам ударим одними казаками, – решил Разин.

Бумба подвёл ему боевого коня.

– Очерет, Фрол, Однозуб, Корень! Поднимайте своих людей, ударим через полчаса!

Есаулы разбежались по своим людям, а Разин поехал мимо костров. При их свете была видна суматоха, казаки ополчались пищалями и саблями, седлали боевых коней и разбирались по своим сотням. С рейтарской стороны было тихо, но атаман знал, что хитрый полевой лис Барятинский не дремлет и всегда готов к бою.

Чуткий Бумба тронул Разина за плечо.

– Стреляют, атаман, с Крымской стороны острога.

Теперь и Разин услышал пальбу, и она его порадовала, перемётчики пустили за прясло казаков, и сейчас там началась резня и охота на дворянских ратников.

Барятинский

сразу понял, что в остроге случилась измена, и с десятком рейтар кинулся к воротам. Но они уже были заперты изнутри и на окольничего посыпались пули и камни.

От острога Барятинский прибежал к своим рейтарам и перевёл дух. Чубаровский полк и остатки полка Зыкова стояли в строю. Окольничий подъехал к полковникам и встал впереди их. Разинский стан был в ста саженях, на нём горели, уже затухая, костры, край неба над волжским обрывом засветлел предвестием рассвета, и на нём громоздилась чёрная туча. Затем она с тяжёлым топотом двинулась на рейтар, это были казаки.

Барятинский привстал на стременах и махнул рукой. Тотчас на обеих сторонах многорядного рейтарского строя стали гулко и часто бить тулумбасы, а рейтары, набирая скорость, пошли навстречу разинскому войску, готовясь выстрелить из сотен пистолетов все разом, а потом взяться за сабли.

Однако казакам были ведомы рейтарские хитрости, центр их войска замедлил движение, правая и левая сторона строя стала от него отдаляться, охватывая рейтар с двух сторон в клещи. Казаки в центре прицелились из своих длинноствольных пищалей и, не сходя с сёдел, осыпали людей Барятинского пулями, ещё до того, как те приблизились к ним на пистолетный выстрел. Рейтары смешались, многим удалось все же разрядить пистолеты в мчавшихся на них галопом казаков, но стрельба была явно не прицельной, на повторный выстрел времени у казаков и рейтар уже не было, и они сшиблись в отчаянной и беспощадной рубке.

Разин нацелил своего коня на Барятинского, но окольничего сшибло пулей, и его рейтары уволокли вглубь строя. Атамана это разозлило, и он налетел на ротмистра Саймонова и крепким ударом сабли разрубил на его плече серебряный панцирь, после чего рейтар кулем упал с коня на землю. Строй сломался, битва раскололась на множество единоборств, где удача сопутствовала сильным телом и духом. И неизвестно сколько бы продолжалась эта почти равная борьба, но из острога начали прицельно стрелять из пищалей в спины рейтарам. На этом геройская часть сражения была завершена, рейтары ударились в бегство, и многие из них были порубаны и постреляны казаками, которые гнались за ними до Свияги. Через реку перешли около семисот рейтар, Барятинского среди них не было. Окольничий нашёл своих рейтар через сутки, когда они уже шли по засечной черте в сторону Тетюшей. Где он обретался всё это время, неизвестно. Сохранилась молва, что Барятинский связанный лежал на телеге и от пут его освободил какой-то казак, дал коня и указал, куда идти. В этой молве нет ни красоты, ни смысла, поэтому, возможно, так оно и было на самом деле.

Победителям достался рейтарский обоз, немало оружия и с полтысячи добрых рейтарских коней, которых тотчас порасхватывали безлошадные казаки. Достался трофей и Степану Тимофеевичу, Бумба принёс ему зрительную трубку. Атаман был уже знаком с этой иноземной хитростью, приставил к глазу и навёл на рубленый город. На надвратной башне стоял воевода Милославский и, выпучив глаза, грозил кулаком в сторону казаков. Разин отдал зрительную трубку Корню.

– Погляди, как воевода размахался крыльями, то и гляди что полетит, – усмехнулся атаман.