Атаманша Степана Разина. «Русская Жанна д’Арк»

Карпенко Виктор Федорович

– Почто я, Леонтий Никитич, не вижу среди воевод князя Урусова? Может, не известили? – спросил боярин арзамасского воеводу Леонтия Шайсупова.

– Занеможил князь, – был ответ.

– Так-а-ак! – не сулящим ничего хорошего голосом сквозь зубы процедил боярин Долгорукий. – Что города свои ворам на разграбление оставили, за то перед государем ответ держать будете. Мне же от вас надобно вот что: где воры и сколько их. Вот ты, – ткнул перстом боярин в сторону терюшевского воеводы, – что скажешь?

Воевода поначалу замялся, но, вспомнив слышанные на вчерашней пирушке от вадского воеводы вести, радостно

ответил:

– Зело много воров, боярин. В тридцати верстах от Нижнего Новгорода на засечной полосе воры. Оксенка Федоров у них за атамана. А еще, боярин, в Ваде Ивашка Чертоус с взбунтовавшимися крестьянами и мордвой на дорогах детей боярских да дворян, в Арзамас идущих, имают и животов лишают.

– Та-а-ак! – Долгорукий поскреб бороду. – А ты что скажешь? – кивнул он атамарскому воеводе.

Тот вышел вперед, с поклоном ответил:

– Поднялись мужики, и мордва, и черемиса, и таторвя, а сколь воров, того не ведаю, и где они ноня промышляют, то мне не известно.

Боярин еще больше посмурнел, крючковатые, тонкие пальцы его нервно забарабанили по столу.

– Кто еще что скажет? – спросил он.

– Дозволь мне слово сказать? – подал голос воевода арзамасский.

– Ну!

– От ведчиков, от приезжих людей разного чину стало мне известно, что шатость великая от воровских казаков учинилась повсюду: и в Лыскове, и в Мурашкине, и в Саранске, и в Темникове, и в других местах. А пуще того, боярин Юрий Олексеевич, недалече отсюда, под селом Путятино, собралось воров великое множество и идти хотят на Арзамас. А когда пойдут, то мне не ведомо. В атаманах у них Андреян Васильев и касымовский мурза Буршиг Бубенов.

Долгорукий встал из-за стола и прошелся по горнице. Оглядел в напряжении застывших воевод, сказал:

– Довольно вам в крепости сиднем сидеть, пьянствовать да любодейничать. Ноня быть вам до ночи к походу готовыми. Ты, воевода, – кивнул он Леонтию Шайсупову, – стрельцов своих готовь, тож пойдут, а ты, князь Константин, отбери по сотне от каждого приказа и поставь над ними полуголову Семена Остафьева.

– Разреши, воевода, взять с собой еще два конных рейтарских полка, – поднялся из-за стола князь Щербатов.

– Войска и так достанет! А ты, князь, я гляжу, тоже в поход собрался?

– А как же иначе?

– Нет, князь! Ты мне здесь надобен. Федор Леонтьев войско поведет, – и, махнув рукой, Юрий Долгорукий отпустил воевод готовиться самим и готовить своих ратников к походу.

2

Мотя не находил себе места. Он видел, как пришли царские полки, как с крестами и образами соборными встречали боярина Юрия Долгорукого, посланного царем в Арзамас для суда и расправы над повстанцами, как с первого дня их прихода за городом на Ивановских буграх стали ставить виселицы, готовить колоды, свозить колья. Ни ласки жены, ни милый сердцу лепет ползающего по полу сына, ни увещевания матери не внесли в его мечущуюся душу облегчения. Все существо его рвалось в Темников, туда, где были его товарищи, где уже, может быть, лилась кровь.

Когда кругом все рушилось, когда ненависть мужицкая к своим угнетателям выхлестнулась наружу и запылала пожарами, Мотя не мог уже мириться с тихим семейным житьем, с сидением в лавке, с разговорами о товарах, доходах, ценах, мириться с сытой размеренной

жизнью. Он и раньше не раз заводил разговоры о своем желании уйти к гулящим, но уступал уговорам жены и, побушевав, стихал. Теперь же Иринка, видя, что никакая сила не удержит Матвея подле нее, исподволь готовила Дарью Дмитриевну к тому, что и Мотя, и она сама уйдут в ватагу. Одно только удерживало ее от этого шага – сын! Сердце обливалось кровью, когда, глядя на его розовощекую мордашку, она думала, что придется с ним расстаться, даже хотя бы на время. Но Иринка не могла оставить одного и Матвея, понимая, что со своим горячим и безрассудным нравом он без нее вряд ли останется в живых. В то, что можно погибнуть самой, Иринка не верила и даже не могла себе этого представить. Жизнь бурлила в ней. Молодость не думает о смерти, а Иринка верила в свою счастливую судьбу. Вот и сейчас, латая проносившуюся на локте Мотину рубаху, она исподволь поглядывала на него, видя, как он тяжело вздыхает, поглаживая русую головку сидящего у него на коленях сына и никак не решаясь сказать ей о своем уходе к гулящим.

Дверь с шумом отворилась, и в горницу стремительно влетел Иван. Он заметно подрос, раздался в плечах и, войдя в возраст, обещал быть таким же высоким и сильным, как и старший брат.

– Двери затвори! – всплеснула руками Иринка. – Мальца застудишь, чай, не лето!

Иван отмахнулся и, сияя лицом, воскликнул:

– Дядька Олег идет следом.

Мотя удивился услышанному, ибо давно побратим не заходил к нему в гости. Он встал, опустил сына на пол и пошел было встречать гостя, но Олег стоял уже на пороге. Одет он был по-походному, при оружии.

Побратимы обнялись.

– Здравствуй, красавица! Хорошеешь все день ото дня, – приветствовал он Иринку.

Та, зардевшись от похвалы и приветливо улыбнувшись, поклонилась.

– Проходи в горницу, Олег Михайлович, – певуче растягивая слова, пригласила Иринка, – гостям всегда рады, а тебе, как родному, всей душой!..

Олег, прислонив к стене бердыш и отстегнув от пояса саблю, которой тут же завладел Иван, прошел в горницу.

Увидев чужого, Егорушка захныкал, потянулся ручонками к матери.

– Ты чего же, крестник, не признал меня? – глухо смеясь, подхватил малыша на руки Олег. – А ну, дай-ко я на тебя погляжу, каков ты вырос богатырь!

Малыш перестал плакать и, вцепившись стрельцу в бороду, весело рассмеялся.

– Так его, так, – радуясь за сына, сквозь смех воскликнула Ирина, – попотчуй крестного отца, а то забыл он нас совсем, не дозовешься в гости.

Передав Егорушку матери, Олег сел на лавку к столу, за которым уже сидел Мотя, чувствуя, что тот на ночь глядя пришел неспроста.

Положив тяжелые свои кулаки перед собой, Олег глухо проронил:

– Проститься, брат, с тобой пришел, ухожу в ночь походом.

– Не на Темников ли? – встревожился Матвей.

– Нет! В село Путятино, на Андрюшку Васильева воевода Леонтьев ведет.

– Началось! – тяжело вздохнул Мотя. – Теперь полетят головы, польется кровушка… а я тут штаны на лавке сидючи протираю! Иринушка! – позвал он жену. – Слышала, стрельцы арзамасские в поход нарядились, с мужиками рубиться идут.

– Неужто? – всплеснула она руками. – А как же ты, Олег Михалыч? Ужель рука на ближнего своего поднимется?