Атаманы-Кудеяры
Шрифт:
– Значит, гуляют они?
– Гуляют. Говорят, от них Домна убежала, у старосты спряталась. А он, как прежнему барину, двух баб безмужних к ним послал. Маслена!
– Небось ждут вино?
– Знамо дело, ждут.
– Тогда беги.
– Итто. – Конь его скакнул, обдав возок комьями снега, вымахнул на дорогу и скрылся за поворотом.
Сон к Акиму не вернулся. Беспокоили слова Игната. Гуляют, а! Выбрали время. Харитон, видать, в батю пошел – Деридубу по молодости из-за баб частенько перепадало.
Когда ехал деревней, повстречал Игната, возвращавшегося
– Отвез? Довольны?
– Ага. Харитон барин добрый. Кубок заморского поднес.
Около церкви увидел отца Нефеда, тот пошел к нему навстречу. Аким остановил коня, Нефед, волнуясь, заглянул в возок:
– Нету Юрия Васильевича? Тогда ты слушай. Как вам уехать, ко мне монашек горбатенький пришел, сказался из епархии. Помогал службу править. Но любопытен не по сану. Все сквозь забор к вам в усадьбу заглядывал. Заметил, что я сзади стою, приказал помалкивать, дело, мол, государево.
– Тут он? Повидать бы.
– Нет, вчера ушел.
– Благодарствую, отче.
К усадьбе подкатил на рысях. Ворота прикрыты, но не заперты. Въехал – ни одного живого человека. Пес загавкал, потом сел у конуры и, рыча, скалил зубы. В доме многоголосо пели. Аким кипел от негодования, но сдержался, разгонять гостей сразу не пошел. Распряг коней, завел их в конюшню и задал корма. Стал выходить и невольно остановился: Неждан стоял, обняв пса, тот, положив передние лапы к нему на грудь, довольно урчал, энергично помахивая хвостом. Картина невероятная, потому что собака была на диво нелюдимая и злющая, на Акима до сих пор рычит, хотя он много раз кормил ее. А тут за три дня дружба и любовь. Пес первым заметил Акима и пристыженно отступил к конуре. Неждан, отряхиваясь, затараторил:
– С приездом, Аким! Аз не угадал, кого Бог послал. Дивишься, что со псом милуемся? Меня дед, Царство ему Небесное, за власы таскал да поучал: с человеком собачься, а с собакой человеком будь. Вот и стараюсь.
Аким сердито спросил:
– Почему ворота настежь? Где конюх?
– Харитон его за старостой послал, добрым вином угостить хотел. И тебе с дороги хорошо будет, радости прибудет.
– Весело живете. Ну, пошли.
– Слава Богу, не скучаем. Редко нас барами считают, вот и пользуемся.
Вошли в горницу, тут никого не было, на лавке валялись бабьи шубы. Из опочивальни шел гомон. Аким распорядился:
– Ступай крикни Харитона сюда, да баб гони. Сейчас я вас другим повеселю.
– Смотрю, Аким, завидуешь ты нам. Могли бы третью бабу кликнуть.
– Чего мелешь, постыдись! Ступай.
В опочивальне все затихло. Харитон вышел с пьяной ухмылкой. Усы задрались к глазам, рожа будто кирпичом натерта, рубаха на брюхе расстегнута. Аким постарался говорить спокойно:
– Непотребством занимаешься, Харитон. А в селе монах живет, за вами через забор наблюдает.
Харитон тотчас протрезвел, с лица сползла краснота, осталась только на шее. Спросил поспешно:
– Монах горбун?
– Горбатый. Что – знакомый?
– Неждан, шубу! Убью поповского шиша!
– Опоздал,
– В Кириллове впервое увидел. Потом в скиту попался. Хотел его там придушить. Сбежал. Не к добру это.
– Вот так. По следу идет. Поколь беда не грянула, уходите.
– Мы-то уйдем, а Юрий где?
– В Троицком монастыре, постриг принять хочет.
– Ну и дурак! Ему с нами уходить надобно.
Дверь из опочивальни отворилась, вышли две ухмыляющиеся бабы. Пока они надевали шубы, Неждан оделил их по копейке. Они, поклонившись, ушли довольными. Тут же вошел конюх и сообщил, что староста занемог, явиться не может. Харитон распорядился:
– Ладно. Коней как следует корми, на рассвете едем.
Однако уехать им не удалось. Легли спать пораньше, но уснуть не успели. Застучали в ворота, залился лаем пес. Первым оделся и выскочил Неждан и пропал. Аким собрался выйти за ним, но вернулся, взял саблю и разбудил Харитона. На дворе заскулила собака, но скоро замолкла. Послышались тяжелые шаги. В горницу вошли сразу человек пять. Аким встретил их со свечой. Узнал стражников из Разбойного приказа и их полсотника Мирона, который скомандовал:
– Именем государя, брось саблю! А, знакомый!
– Стрелецкий десятник Аким. С чем ты, полусотник, пожаловал?
– Татей покрываете! Пришли взять. Ребята!
Аким с саблей и свечой в руках попятился в опочивальню. Увидел, как стражники втолкнули обратно в избу Харитона, попытавшегося выскочить в выдавленное окно. Свеча осветила его испуганное лицо, это был человек окончательно растерявшийся. Вдвоем они могли бы еще отбиться, но одному сопротивляться не имело смысла. Аким положил саблю, отошел к стене. Полусотник Мирон сел в передний угол; стражники заложили подушками выдавленное окно, засветили еще одну свечу.
– Где второй тать? – спросил Мирон.
– У нас татей нет. Есть гости, – хмуро ответил Аким.
– Чего же гость в окно полез? Где монах?
– Тут аз.
Только сейчас Аким увидел маленького монаха в шубе поверх рясы. Под шубой заметен был горб, одно плечо выше другого. Мирон обратился к нему, кивнув на Харитона:
– Этот?
– Тот самый. Харитоном звать. А сбежал Неждан.
– Ну, десятник Аким, где Неждан? В окно сиганул?
– Не видел. Был тут, в избе.
– Ребята, обыскать двор. Пошлите за священником и старостой. А теперь, Аким, где дворянин Юрий Монастырский? Почему в Хлыново не вернулся? Чего молчишь?
– Монастырский для меня барин. Приказал мне вернуться, а сам сел на коня и уехал. Куда – не сказал.
– Врешь, старик, знаешь. Он тебя не раз отцом называл. Где он?!
– Не знаю.
– Вон как ты крутишь! Ребята!
Два стражника схватили Акима, вывернули руки, нагнули. Третий встал сзади с плеткой, ждал знака.
– Где Юрша? Молчишь? Десять горячих ему!
Стражник хлестал во всю силу, сопровождая удары выкриками: «Вьиих! Вьиих!» Аким беззвучно вздрагивал, после десятого удара выпрямился.