Ателье Мадам Пикок

Юраш Кристина

По пути я заехала и купила синей ткани на мундиры и пуговицы. Со всем этим добром, я прикатилась к задней двери.

– Нет, не приехал еще! – сообщила Сара, открыв мне двери.

Мы перетаскали все барахло в главный холл, свалив кучей.

– Приступим! – усмехнулась я, подходя к высокому зашторенному окну и срывая шторы одна за другой.

– Ай! Ой! – охал дворецкий, хватаясь за сердце. – Ой! Ай!

– Нам влетит! – вздохнула одна из горничных. – Если что, я сейчас проведываю тетушку Мину.

Она сделала вид, что

уходит, но лишь потопала и осталась на месте. Я ловко закинула шторы на роскошную люстру. Прямо посреди холла появился шатер - примерочная.

– А я – лежу в постели! Сердце! С ним не шутят! Старость – не радость! – заметил дворецкий. Он тоже потопал на месте, хватаясь за сердце. –

– Топ-топ-топ! – потопала Сара, вздыхая. – А я несу вам стакан воды. И сижу возле вашей постели!

– Добрая ты девушка, Сара, - вздохнул старик.

– А я сейчас навещаю могилу моего мужа, который погиб, как герой!
– вздохнула кухарка, опустив глаза.

– Погодите! Я еще жив! – заметил дворецкий, глядя на нее с удивлением.

– Надолго ли? – заметила кухарка, пока я рылась в коробочке со всякой всячиной. В ней лежали обрезки кружев, катушки, булавки и прочая дребедень. Наконец-то я извлекла ядреного цвета помаду в позолоченном футляре.

16.5

Выйдя на улицу, я залезла на подоконник, видя, как слуги высыпали вслед за мной.

– Ателье, - написала я огромными буквами, закручивая волшебную помаду, которая держится тысячу поцелуев.

Пыльные манекены встали возле окон, выходящих на крыльцо. Это был мой маленький гарем! На одного «жениха» пришлось три невесты. Обмотав все это гирляндой из бумажных цветов, я принялась таскать столы из ближайших комнат. На один я водрузила машинку, а на остальные навалила готовую и еще не готовую одежду. Кругленький половичок из кабинета Дитриха переехал в центр холла, а я заботливо расправила его ногой.

– А как ее зовут? – спросила вторая горничная, обращаясь к дворецкому.

– Как неприлично! Не знать имя мадам! – пристыдил ее дворецкий. – Я думаю, вы узнаете это из завтрашнего некролога.

Я бегала по дому, собирая зеркала. Одно из них я прислонила к стене, остальные повесила на золотые подсвечники.

– Может, поругаемся на нее ради приличия? – спросила Сара, глядя, как зачарованная на то, как я бегаю по холлу.

– О будущих покойниках говорят либо хорошо, либо ничего, - вздохнула кухарка. –Жалко, молодая! Ей бы еще жить да жить!

– Да как вы можете! – крикнул дворецкий, когда я несла круглое зеркало, найденное в одной их комнат. – Как вам не стыдно! Превратили приличный дом в публичный! Это же кошмар! Я запрещаю вам! А ну прекратите немедленно! Хорошее зеркало стоит на втором этаже в третьей комнате слева!

– Поняла! – кивнула я, поднимаясь на второй этаж.

Стоило мне только сделать выкройку по размерам констебля и кое-как приметать,

как вдруг возле двери послышался запыхавшийся голос.

– Равнясь! Равнясь на меня!

В дверь постучались, а я направилась к двери.

– Откройте! Жандармы! – послышался задыхающийся голос констебля Дриббла. Я открыла двери, видя усы, раскрасневшееся лицо, съехавшую фуражку. Он заслонял собой весь проход.

– А я думал, что ты опять за старое взялась! – прищурился констебль, глядя на меня так, словно стоит ему отвернуться, как я уже подпираю стенку в переулке.

– Ах, - вздохнула я, показывая на гору одежды. – Чуть было снова не взялась за старое - вялое, за молодое- резвое, за большое и маленькое. Вы же мне всех клиентов распугали! Они теперь даже одежду забрать бояться!

Констебль засопел, осмотрелся, а потом буркнул: «Жди!».

Пока длилось это таинственно «жди!», я успела дошить многострадальное свадебное платье «на четверг», зашить несколько рубах, укоротить одни штаны, как вдруг дверь распахнулась, а в дом вошел констебль. За ним следовало с десяток жандармов, которые осматривались, но молчали.

– Вот! Привел клиентов! Пока что так, по мелочи! Ничего, скоро у нас королевский смотр жандармерии! Всем будет нужен парадный мундир! – буркнул констебль. – Будем отдавать честь королю!

Синие мундиры жандармов расползлись по залу.

– Смотрите! Ничего не воруйте! – пригрозил констебль, который снял старый мундир для примерки нового.

– Эх, - заметил он, а я понимала, что он… мал!

У меня такое было впервые.

– Ничего смешного тут нет! – бросил гневное констебль и насупил усища. – Она же только учится!

Я быстро перешила мундир для следующего, снимая мерки с констебля.

– Мне бы пуговицы перешить! – атаковали меня жандармы.
– А мне штаны укоротить!

Я обмеряла, записывала, строчила, отдавала на примерку.

– У меня рукава обтрепались! – тянули мне мундир. Из «примерочной» доносился грубый голос. – Это чьи штаны? Мои что ли? Какие из них мои?

Шум кареты послышался с улицы внезапно, а я навострила уши. Потертая машинка «Лингер» строчила не переставая. А я только успевала менять катушки.

– Мне зашитые штаны теперь давят на честь офицера! – жаловались мне. – Когда стою ничего, а как сяду!

– А ты что? Собираешься сидеть на посту? – прикрикнул на него констебль.

Дверь распахнулась, а я сделала вдох. Видимо, последний в моей жизни.

Глава семнадцать

На пороге появился Дитрих. Сначала он не поверил своим глазам. Еще бы! Двадцать полуголых мужиков сновали по холлу, а я лавировала между мундирами на волосатых ножках и штанах с волосатой грудью, вооруженная ножницами, иголочками и пуговицами. В примерочной доносилось кряхтение: «А как по уставу правильно? Живот в штаны заправлять, или можно сверху?».