Атолл 'Морская звезда'
Шрифт:
– Теперь я думаю вот о чем: вдруг он предвидел свою гибель?
– Не понимаю... Он ничего не смыслил в водолазном деле, это я точно знаю.
– Но он был крупным ученым. А такие все схватывают на лету, даже если речь идет о вещах, с которыми они прежде не сталкивались...
– Чего ты опасаешься?
– Он мог предвидеть, что погибнет, - упрямо повторил Лашке, - мог понимать, что, скорее всего, не выберется живым на поверхность океана. А раз так - мог принять меры на подобный случай. У меня не выходит из головы мысль, что при нем могла быть записка
– Он дважды мертв!
– Аннели Райс вскинула кулаки.
– Сперва его легкие разорвал сжатый воздух, потом их залила вода. Чего тебе недостает?
– Уверенности, что все так и произошло. Он слишком много знал, этот человек. И был достаточно умен, чтобы отыскать способ вынести информацию.
– Но ты создал условия, при которых...
– Зачем же он бежал, если понимал, что погибнет? Бежал для того лишь, чтобы захлебнуться в воде?
– У него не было шансов!
– упрямо сказала Райс.
– А вдруг он нашел его - один-единственный шанс, но такой, о котором мы представления не имеем?
Аннели Райс не ответила. Лашке и ее заразил своими сомнениями. Сейчас она мысленно перебирала все этапы операции - приводнение летающей лодки близ советского торгового судна, доклады по радио высадившихся на теплоход автоматчиков, их возвращение к гидросамолету и осмотр привезенного на катер тела... Нет, ничто не свидетельствовало о том, что опасения Лашке основательны!
Из приземистого серого здания, к которому они направлялись, выбежал человек. Увидел Лашке и Райс, метнулся к ним.
– Шеф, - проговорил он, задыхаясь от быстрого бега, - шеф, радио с объекта. Они как следует взялись за заключенного номер семнадцать, и тот стал говорить. Очень важные показания... Это он помог бежать номеру двадцать второму. Выяснилось: двадцать второй имел при себе информацию...
– Пакет?
– Ему не на чем было писать, вы это знаете.
– Что же тогда?
– Все придумал он, двадцать второй. Текст записки был татуирован.
При этих словах Лашке резко обернулся к Аннели Райс.
– Вранье!
– выкрикнула она.
– Подлое вранье! Час назад я осматривала этого человека. На нем не было татуировки!
– Вы видели и его спину?
Райс зажала ладонью рот, чтобы не вскрикнуть.
– Спину?
– пробормотал Лашке.
– Человек сам себе татуировал спину?
– Семнадцатый признался, что это сделал он. Двадцать второй диктовал, а он буква за буквой прокалывал кожу на спине партнера...
– Вчера двадцать второго наказывали плетьми. Как же не разглядели татуированную запись? Ведь бьют по спине! Я сама видела - грудь и живот у него были чистые. Значит, лупили по спине. Как же ничего не увидели?
– На двадцать втором была рубаха, фрау Райс.
– После первых же ударов она должна была лопнуть...
– Она и лопнула. Семнадцатый был при экзекуции. Он дал показание: от ударов плетью лопнула не только рубаха, но и кожа спины. Кровь залила спину заключенного номер двадцать два. Можно ли было в таких обстоятельствах разглядеть татуировку?
– Да,
– А вдруг была еще пленка? Они отсняли кассету, заменили ее, вновь стали снимать. Тут появляетесь вы, забираете эту новую кассету, засвечиваете пленку. А осталась та, первая. Могло быть так?
– Не знаю...
– Меня настораживает, что русские безропотно отдали тело. Вроде бы не очень протестовали. Почему? Может, во всем уже разобрались и были озабочены лишь одним - необходимостью усыпить нашу бдительность?
– Что же делать, Лотар?
– Ни при каких обстоятельствах информация не должна просочиться за пределы объекта. Так что выход один... Встреченный сухогруз направляется к перешейку?
– Да.
– При скорости в шестнадцать-семнадцать узлов ходу ему до канала около суток. Увы, за это время нам не успеть...
– Хочешь уничтожить судно? Подумай о последствиях: начнутся поиски...
– А ты предложи другое!
– Лашке глядел на Райс и едва сдерживал бешенство.
– Нагромоздила кучу ошибок, а теперь предостерегаешь!..
Пятая глава
"Капитан Рогов" пришел на рейд бухты Лимон близ Панамского перешейка и здесь стал на якорь в ожидании очереди на проводку в Тихий океан. Вскоре втянулись в канал два танкера под флагом Либерии и ракетный фрегат США. Наступила очередь советского теплохода.
Якорь был поднят и уже заработала машина, когда к "Рогову" подошел лоцманский катер. Высокий пожилой мужчина в полотняных шортах и такой же рубахе по штормтрапу легко поднялся на борт сухогруза, взбежал на мостик.
– Прямо руль!
– бросил он матросу у штурвала и вдруг замер, увидев капитана Мисуна.
Секундная пауза, и лоцман с радостным воплем ткнул капитана кулаком в грудь. Тот тоже вскрикнул и вернул тумак, после чего оба моряка крепко обнялись.
Капитан вызвал дневальную, шепнул ей несколько слов. Через несколько минут она вновь появилась на мостике и протянула Мисуну пачку махорки и многократно сложенную газету. Лоцман глядел на махорку остановившимися влажными глазами. Казалось, он вот-вот заплачет.
Оба моряка вышли на крыло мостика. Рейд был пустынен, до следующего маневра "Рогова" оставалось около мили, и они могли позволить себе эту маленькую вольность. Здесь моряки оторвали от газеты по длинной полоске, скрутили фунтики и наполнили их махоркой. И тогда лоцман достал зажигалку. Это было творение фронтового умельца времен Великой Отечественной войны и представляло собой гильзу крупнокалиберного пулеметного патрона с припаянной к ней латунной трубкой от взрывателя гранаты. Кончик трубки венчало рифленое колесико, а из гильзы торчал фитиль. Лоцман пальцем толкнул колесико, и над зажигалкой встало рыжее пламя величиной с огурец. Моряки закурили. Они как бы выполняли ритуал: стояли рядышком, глядели друг другу в глаза и дымили махоркой. Потом оба неторопливо вернулись на мостик.