Атомка

Тилье Франк

Похоже, все здесь было основательно перерыто… На полу — синие чехлы, прежде, должно быть, накрывавшие мебель, старую, рассохшуюся, всю в паутине. В углу — куча скелетов каких-то мелких зверьков, наверное мышей. По выложенному плиткой участку у раковины в глубине и сейчас еще растекаются разноцветные жидкости, а пробирки и пипетки смели, должно быть, одним движением руки. Везде валяются нагревательные приборы, клетки, канистры, какие-то шланги. Помещение явно обыскивали, не пропуская ни единого уголка.

Люси обнаружила в стене зарешеченное окошко, выходившее

на дорогу. Скорее всего, когда они с Шарко приехали сюда, беглец увидел в окошко их тени, услышал голоса, мигом взлетел по лестнице, выскочил из дома и умчался в лес.

— Осторожнее, эти растворы жутко вонючие и, по всей вероятности, вредные.

Вредные! Плевать ей на вред, ей вообще лучше сдохнуть, если с Франком несчастье, — но работа есть работа, и она стала переступать через дымящиеся лужицы этих самых смешавшихся на полу «вредных» растворов. Бутылки, в которых их держали раньше и которые лежали теперь на полу разбитые, были пыльными, — скорее всего, они долго простояли без надобности. Энебель прошла под аркой в другую комнату подвала, тесную, похожую на склеп, — низкий потолок здесь буквально давил на голову. Посредине — большая чугунная ванна, освещенная холодным светом красной лампочки, очень широкая и глубокая. Ванна тоже вся в пыли, в ней нет не только слива, но и крана, откуда наливать воду. В углу Люси заметила два опрокинутых баллона — с такими ныряют дайверы, — а рядом маску для подводного плавания, и два ее круглых стеклянных глаза напомнили ей глаза огромной мухи.

Пахло действительно мерзко. Люси постаралась спрятать нос под покрывало, потом подняла глаза — и только тут обнаружила два морозильника, обычный и громадный, от серебристого корпуса второго морозильника тянулись два шнура: один — к розетке, другой — к генератору.

— Это на случай перебоев с электричеством, — пояснил жандарм. — Хозяин не хотел, чтобы морозильник отключался.

Несмотря на то что ужасные запахи становились сильнее, дознаватели подошли поближе. Люси слышала голоса, но почти не слушала, что говорят. Ей казалось, что все распадается, ничто не имеет значения.

Франк…

— Та камера, что поменьше, под завязку заполнена кусками льда, — произнес кто-то рядом. — Я с трудом отлепил крышку — так там все смерзлось. А вторая… Подойдите, капитан, гляньте. Только держитесь!

Глянув во второй морозильник, Бертен отшатнулся, тяжелая крышка вырвалась у него из рук и захлопнулась, но Люси успела увидеть. Ее качнуло, и она прислонилась к грязной стене.

— Ну и кошмар, да? — сказал капитан жандармов. — Сколько их там?

Он попятился, схватившись за голову и глядя на своих подчиненных. Было ясно, что с него хватит.

— Ладно… ладно… Уходим. Не будем здесь ничего трогать, пока не прибудет подкрепление.

В воки-токи что-то зашуршало, потом оттуда вырвались звуки, похожие на голос. Бертен кинулся к лестнице, взлетел на первый этаж, Люси за ним. Поймать волну внутри было трудно, и капитан подошел к входной двери:

— Бертен. Слушаю.

— Это Дезайи. Мы… вдоль… реки…

Сильный треск прерывал слова. Что там говорят,

можно было расслышать с трудом.

Бертен помрачнел, обернулся к Люси.

Из приемника вырывались едва понятные обрывки слов:

— …на… рег… те…

— Тело? Что вы сказали? Вы нашли тело?

— Да… мо… бе… не…

Уже чуть ли не в истерике Люси выхватила воки-токи из рук капитана:

— Он жив! Скажите мне, что он жив!

Тишина, невыносимый треск приемника, завывания ветра.

Люси ходила взад-вперед по комнате, не чувствуя теперь ни холода, ни боли. Глаза жгло невыплаканными слезами, она чувствовала, что вот-вот грохнется.

Этот треск — вестник беды. Все, что она уже перетерпела в жизни, доказывает, что ужасу нет никаких пределов.

И вдруг слабый, очень далекий, будто из загробного мира, голос прорвался через треск:

— Сер… биен… него… пульс есть!

23

Совсем стемнело.

Измученная, изнервничавшаяся Люси сидела в одной из палат отделения реанимации медицинского центра в Шамбери. Ветер за окнами утих, но снег все валил и валил. Казалось, город отрезан от всего остального человечества.

— Он был на волосок от смерти, — сказал доктор. — Если бы спасатели приехали на четверть часа позже, вполне возможно, пришлось бы вскрывать ему грудную клетку, чтобы подключить АИК…

— АИК?

— Ах да, простите, я имею в виду аппарат искусственного кровообращения. В этом аппарате есть теплообменник, где кровь постепенно подогревается с помощью теплой кровяной кардиоплегии. В том состоянии, в каком его нашли, он был хрупким, словно фарфоровая кукла. Но наши специалисты привыкли иметь дело с переохлаждением и умеют согревать пациента не слишком быстро.

Шарко мирно спал, лежа лицом к ней. Аппараты, к которым он был прикреплен проводами и трубками, попискивали — это успокаивало.

— Значит, он скоро восстановится, — прошептала Люси.

— Он вернулся издалека, дайте ему время отдохнуть. Вероятно, он будет отсыпаться до завтрашнего утра. Ему пришлось долго плыть, он сражался с потоком как дьявол, чтобы выбраться на берег. Тело его целый час пребывало в аду, а из ада, уж поверьте, так просто не возвращаются.

— Я знаю.

Врач встал и добавил, прежде чем выйти из комнаты:

— Не забывайте через день менять повязку на лодыжке. И не бегайте слишком много!

— Ой, моя лодыжка — дело десятое!

Доктор исчез за дверью, Люси тихонько пересела на кровать. Ничего себе ирония судьбы — оказаться в той самой больнице, которая навела их на след Филиппа Агонла! Она осторожно сжала руку любимого — какой ледяной была эта рука, когда они ехали сюда в машине «скорой помощи»… холодной, как сама смерть.

Он сражался, чтобы выжить.

Он сражался ради нее.

Люси пригнулась к его уху, стерла рукавом свитера слезу:

— Ты — фарфоровая кукла? Вот уж насмешили! Нетушки, от Шарко так просто не избавиться. И единственная наша проблема сейчас — твой любимый антрацитовый костюм безнадежно испорчен.