Атомка
Шрифт:
Юсьер взял в руки тетрадь. Люси заметила, что теперь доктор разволновался всерьез. Изучив штамп на задней обложке, он открыл тетрадь и замер над первой же страницей, где было «дерево с шестью ветвями».
— Похоже, этот рисунок о чем-то вам говорит? — предположила Люси.
Врач не ответил, даже и рта не открыл, наоборот, сжал губы в тонкую линию и принялся аккуратно листать тетрадь, задерживаясь главным образом на вкладных листках. Дошел наконец до фотографии ученых и снова замер, глядя на нее.
— Обгорела… — прошептал доктор, тихонько поглаживая пальцем снимок.
Потом вернул его на место и перевел
— Кто знает, что вы здесь?
В голосе его внезапно прозвучал страх.
— Никто, — ответил Шарко. — Даже наше начальство не знает.
Юсьер резко захлопнул тетрадку, злобно на нее посмотрел:
— Очень вас прошу: уходите.
Люси покачала головой:
— Вы прекрасно понимаете, что мы никуда не уйдем. Наше расследование связано отнюдь не только со смертью Филиппа Агонла, это всего лишь один из этапов, который нам надо преодолеть, чтобы двигаться дальше. Розыск привел нас в вашу больницу, и мы должны получить здесь ответ.
Психиатр просидел несколько секунд неподвижно, потом встал, взял со стола тетрадку и произнес:
— Пойдемте со мной.
Люси и Шарко обменялись у него за спиной красноречивыми взглядами, — возможно, они получат-таки ответы в этом мрачном месте. Они молча прошли вдоль длинных коридоров, добрались до лестничной клетки и направились вверх. Из больших окон на каменные ступени падал серый предвечерний свет, стены тоже были каменные, и это цветовое однообразие наводило тоску. При каждом шаге директора больницы у него на боку позвякивали ключи, и Люси подумала: интересно, а где же тут пациенты? В нормальном стационаре ходячие больные бродят по коридорам, собираются в холлах, слышны их голоса, а тут… тут все казалось навеки застывшим, существующим вне времени. Она вздрогнула, вспомнив «Сияние» Стэнли Кубрика.
— Пациента, которого я сейчас вам представлю, зовут Жозефом Ортевилем, — сказал наконец Юсьер. — Он поступил к нам в июле тысяча девятьсот восемьдесят шестого года, то есть больше четверти века назад. Это самый «старый» из наших тридцати семи подопечных.
Голос психиатра странно резонировал, Юсьер шел, время от времени оглядываясь на полицейских.
— Наверное, вы сейчас подумали: как же так — всего тридцать семь пациентов на такую огромную больницу, где в лучшие ее времена бывало и больше двухсот пятидесяти?.. Но мы сейчас на грани финансового краха, можно сказать, агонизируем и, к сожалению, вот-вот закроемся. Избавлю вас от подробностей, у вас, полагаю, есть дела поважнее…
— Больше всего нас интересует, кто такой Жозеф Ортевиль, — вздохнул Шарко.
— Всему свое время. Это… это сложная история.
Они пришли на третий этаж.
— Верхний уровень. Здесь вы не увидите открытых дверей. Пациенты, которые здесь содержатся, нуждаются в особо строгом надзоре.
Юсьер отпер одну из дверей, толкнул ее, и полицейские прошли вслед за ним в коридор без окон. Свет тут давали только неоновые лампочки, размещенные через каждые пять метров. Да, конечно, это был «верхний уровень», но из-за каменных стен у Люси и Шарко рождалось ощущение, будто они идут через подземный ход или попали в шахту, выдолбленную в горе. Они свернули, продвинулись еще немного вперед и наконец оказались в зоне с палатами. В массивных дверях, запертых на тяжелые замки, были проделаны круглые отверстия типа иллюминаторов.
«Это
Теперь ей стало по-настоящему страшно, все внутри сжалось. Люди за этими дверями, наверное, убивали, уничтожали с улыбкой на губах целые семьи. Выйдут ли они когда-нибудь из этих зловещих стен? Превратятся ли, очутившись на свободе, в потенциальных Агонла? Она пыталась на ходу заглядывать в окошки, но ничего за ними, кроме, как ей показалось, совершенно пустых комнат, видно не было. Скорее всего, пациенты лежали на кроватях, накачанные лекарствами.
Но вдруг в одном из «иллюминаторов» показалось лицо — и Люси невольно отпрянула.
У мужчины за стеклом был прямой пробор в темных волосах, он оскалился, сморщил нос и, не спуская с Люси глаз, стал мерно биться лбом об окошко изнутри. Ей почудилось, будто он похож на Грегори Карно, убийцу ее двойняшек.
— Люси, ты как? Все нормально?
Голос Шарко…
Люси зажмурилась, потом открыла глаза и поняла, что за окошком уже никого нет. И эта палата тоже выглядела теперь пустой. Что же до Карно, то он умер и похоронен полтора года назад на ближайшем к Пуатье кладбище.
Все-таки слегка растерянная, она снова двинулась по коридору:
— Да-да, все нормально.
Хотя на самом деле — не все, далеко не все! Она понимала это. Она же видела кого-то, кого, наверное, не существует.
В этом отделении было тихо, но тишина давила, казалась опасной. Время от времени Энебель мерещились крики, больше похожие на хрип, и исходили они словно бы из недр здания. Средоточие кошмаров, а не здание! Наконец они остановились у последней двери — в отростке коридора. Юсьер повернулся спиной к стеклу, закрыв его собой так, чтобы полицейские не могли заглянуть.
— Пришли. Должен вас предупредить, что Жозеф Ортевиль страдает психозом в самой тяжелой форме, на нем надета смирительная рубашка, тем не менее прошу не переступать порога палаты и не приближаться к пациенту.
— А я думал, смирительных рубашек больше не существует, — нахмурился Шарко.
— Вы правы, но пациент сам попросил, чтобы на него надели рубашку: Ортевиль отлично осознает, что без нее сдерет себе кожу с лица и торса, будет отрывать от себя куски до тех пор, пока не умрет… За долгие годы больной сделался устойчив к химиотерапии — ни одно лекарство больше на него не действует. Не стану долго объяснять, в чем суть этой болезни, скажу только… только, что она весьма опасна… как для него самого, так и для вас.
Люси невольно сделала шаг назад, позволив Шарко опередить ее на несколько сантиметров. Она не выносила взгляда сумасшедших, потому что в глубине их зрачков можно прочесть все, что вытесняется нашим сознанием, все, что сознание мешает нам видеть.
— В его «послужном списке» есть убийства? — спросил комиссар.
— Нет. — Доктор вставил ключ в замочную скважину. — Он никому не причинил зла, только на себе испытал. Должен вас предупредить, лицо у Жозефа не такое, как у нас с вами. — Юсьер замолчал, обернулся и посмотрел собеседникам прямо в глаза. — Здесь, в горах, двадцать пять лет назад происходили ужасные вещи. Местные жители говорили, что в долине поселился сам дьявол. Вы приехали сюда, в мою больницу, и вы никогда даже и не слышали об этой истории?