Аттила
Шрифт:
— А когда, господин, ты выступишь против тюрингов?
— Завтра!
— Ты забыл, что после завтра праздник Дцривиллы, великой богини коней, в которой нельзя поднимать оружия. Пролитие крови в это время было бы тягчайшим, не слыханным преступлением. Да кроме того, ты уже давно пригласил к этому празднику короля ругов, который самовольно помолвил дочь, со всеми его…
— Верными товарищами и соумышленниками! — воскликнул повелитель, вытягивая свою короткую, толстую шею. В его неподвижно устремленном взоре блеснула дикая радость. — Ну да, они придут как раз кстати! Я как раз в таком настроении, чтобы принять
Глава II
На следующий день от гуннских разведчиков получено было известие, что король ругов с своими приближенными уже недалеко от лагеря и что их сопровождает Эллак.
— Очень рад, — сказал Аттила, от удовольствия покачивая головой и обтирая свои толстые губы. — Эллак? Ах да, он привез невесту на свадьбу! Это как раз ему в пору!.. Ты, Хельхал, все приготовь для них! Прими этих верных германцев с дунайского острова. Отведи им лучшие помещения. На другой день, ровно в три часа, пригласи их к себе на завтрак, а вечером — ко мне, во дворец на обед… А где герул Визанд, лангобард Ротари, маркоман Вангио и склабенские князья Дрозух, Милитух и Свентослав?
— Все приглашены, господин, и все уже едут… По словам наших разведчиков, они должны быть здесь на днях.
— Хорошо. Зорко же сторожат мои ищейки! Нужно дать им в награду как-нибудь опять римский город на разграбление. А ты пошли на всякий случай навстречу гостям сильный отряд: узнав, что завтра здесь будет, они как раз или вернутся, или свернут с дороги… Они все должны быть здесь.
К вечеру Визигаст и его спутники прибыли в лагерь. Хельхал разместил прибывших в нескольких домах, отделив свиты от их господ. Король ругов, Ильдихо и ее служанка были помещены в одном доме, Дагхар — отдельно в другом.
Когда они только что въехали в лагерь, навстречу им попался статный воин, окликнувший их на швабском наречии.
— Это ты, Гервальт? — с изумлением воскликнул Визигаст.
— Как ты попал сюда, такой рассудительный и осторожный? — спросил Дагхар, все еще продолжая на него сердиться.
— А ты — безрассудный и неосторожный! По нашему это — не рассудительность и осторожность, а верность! — воскликнул граф и, спрыгнув с обрызганного пеной коня, передал его одному из своих спутников. — Я не вытерпел, не усидел дома, когда услышал, что вы кладете головы в пасть волка. Знайте, что я и теперь не разделяю ваших планов. Еще раз предостерегаю вас! Откажитесь от них!
— Я поклялся, — воскликнул Дагхар, — золотистыми волосами Ильдихо! И не прежде того она будет моей.
— В таком случае вы погибли. Но я попытаюсь в последнюю минуту спасти вас. Если не удастся, я разделю вашу участь. Часто, когда я бывал в лагере, он мне отдавал пленных под стражу. Может быть, передаст мне и вас. Друг, ни в чем не замешанный, ни в чем не подозреваемый, но решившийся спасти вас, может много сделать.
— Ты рискуешь своей жизнью, — сказал Визигаст.
— Король ругов, знаешь ли ты этот меч?
— Это мой меч. Ты владеешь им геройски. Я впервые перепоясал тебя им. То было двадцать лет тому назад. Тогда еще Ардарих вручил тебе копье.
— Я никогда этого не забуду.
— Я был несправедлив к нему, — воскликнул Дагхар. — Он не выдаст!
— Он верен, как алеман, — сказал король, пристально смотря ему вслед.
Глава III
На следующий день, рано утром Хельхал доложил господину, что все, что было ему поручено, исполнено и приготовлено.
Аттила в ответ кивнул головой, а затем мрачно спросил:
— Где Эллак? Почему он медлит явиться к своему господину? Неужели он все еще сидит у невесты другого?
— Нет, господин! Твой сын даже не был в лагере. У ворот встретился он с Дценгизитцем, который передал ему твое приказание, чтобы им вместе ехать к броду Тиссы и там принять заложников побежденного склабенского князя Болибута. Он беспрекословно повиновался, хотя ему и очень не хотелось ехать. Все это я слышал от короля ругов.
— Да, да, — с гневом воскликнул отец. — Ему опять хотелось бы за них, за этих троих вступиться. При том же братья недолюбливают друг друга. Потому-то я и заставляю их почаще быть вместе. Пусть привыкают друг к другу, пусть поучатся жить вместе… Теперь иди!.. Скоро три часа… Иди!..
— Господин, ты ничего не сказал, будешь ли и ты у меня завтракать.
— Нет… Слушай. Зайди за твоими гостями и проведи их по главной улице лагеря… Скорее! Я сгораю от нетерпения.
Когда Хельхал вел гостей к себе в дом, на повороте одной из узких улиц, на пороге дома, спрятавшись за выступ двери, стоял какой-то человек в темно-красном плаще. Закутавшись в плащ с головой и оставив только отверстие для глаз, он стоял неподвижно. Но увидев Ильдихо, он вздрогнул всем телом, будто пораженный молнией.
Когда двери дома Хельхала затворились за гостями, он сбросил с головы плащ: желтое лицо его пылало, глаза горели, как у волка.
— Ах, — воскликнул он с жаром. — Никогда еще я не видал такой красоты. Никогда, ни разу в жизни не ощущал я такой страсти! Это она! Она принесет мне настоящего наследника — повелителя мира…
Глава IV
Наступило наконец и время обеда во дворце.
Приглашенные к столу гунны и другие гости (всего приглашенных было около трехсот человек) заняли указанные им места в приемной зале, которая служила в то же время и столовой.
Визигаста, Ильдихо, Дагхара и их восемь спутников ввел Хельхал.
Напрасно оба германца искали глазами Гервальта, его не было. На их вопросы, что это значит, им ответили, что Аттила приказал пригласить шваба только к завтрашнему обеду.
Лишь только гости перешагнули порог, как их встретили красивые мальчики в пестрых одеждах, блиставших золотом, с серебряными чашами в руках. Гости должны были, как объяснил Хельхал, выпить немного вина за здоровье Аттилы.
Сам повелитель сидел вдали, в глубине полукруглой залы, как раз против входа, на возвышении, отнесенном резными перилами.