Аукцион ее страстей
Шрифт:
– С кем одной крови? Что это за бред?
– Ты все узнаешь позже, – он сбросил белый плащ, оставшись в светлых брюках и тонкой белой шелковой футболке, и натянул на руку перчатку. – У меня нет времени на долгие разговоры. И так слишком много потратил его впустую. Все, что тебе нужно знать: ты здесь, и ты подчиняешься приказам. Абсолютно. Полностью и беспрекословно. В противном случае: смерть. Мучительная смерть, публичная, на площади, при большом скоплении жителей нашей прекрасной столицы. Жизнь нужно заслужить, – прошептал он и прикоснулся губами к моим.
Я содрогнулась от отвращения и едва сдержала
– Вот и умница, – прошептал он, проведя рукой по моей груди. – Ты быстро учишься. Думаю: тебя можно развязать. Правильно?
Я кивнула.
– Ты ведь не будешь сопротивляться? И мне не придется делать тебе больно? Честно говоря, ненавижу применять силу по отношению к женщинам. Даже к таким, как ты. Понимаешь? Я надеюсь на тебя, Алика! Не слышу ответа.
Даже к таким, как я. Даже! Словно я дрянь, которая не заслуживает элементарного уважения. Ты надеешься? Я тоже надеюсь, что ты исчезнешь из моей жизни, как дурной сон. Я еще раз кивнула.
– Нет, ты не поняла. Я не слышу ответа. Нужно тихо, покорно, но четко сказать: "Да, Эрик, я поняла".
– Да… Эрик… я…. я… поняла.
– Нет, Алика, я не чувствую покорности, женской мягкости, желания угождать мужчине. Это должно иди изнутри, понимаешь?
Да чтоб ты сдох, псих ненормальный! Я глубоко вздохнула, собрала все свои силы и актёрские способности, и сказала тихо и мягко, насколько это вообще было возможно в ситуации, когда мне хотелось долго пинать его ногами, обутыми в туфли на острых "шпильках":
– Да… Эрик, – голос все же предательски дрогнул.
Но очень кстати. Он принял мою злость за страх и удовлетворенно кивнул:
– Отлично! А теперь добавим домашнее задание нашей способной ученице. Скажи: "Как пожелаете, Эрик".
Я с трудом разлепила сопротивляющиеся губы и тихо сказала:
– Как пожелаете, Эрик!
– Правильно, – он натянул на правую руку черную кожаную перчатку.
Только теперь, с близкого расстояния я рассмотрела, что она была покрыта небольшими пупырышками.
– Раздвинь ноги.
Я крепко сжала колени.
– Раздвинь ноги, я приказываю! – в его голосе прозвенел металл.
Он взял мои колени двумя руками, надавил так больно, что я вскрикнула, силой развел их в стороны и засунул руку в перчатке мне в трусики.
Эрик. Она вздрогнула под его руками и сжалась.
– Расслабься, – тихо сказал он.
Его пальцы замерли, подцепив резинку черных трусиков. Пусть привыкнет немного. В такие моменты торопиться не стоит.
Так много ведьм-эмпаток прошло через его руки в буквальном смысле, но эта особенная. С ней как-то все не так. А может просто казнить ее на площади? Орден дисциплинаторов испокон века владеет порталом в ее, Алики, родной мир. И время от времени устраивает показательные казни ведьм, которых приводят в Рацио. Ничего так не укрепляет величие Ордена и не усиливает послушание народа, как казнь молодой и красивой ведьмы, которая пытается разрушить мир покоя и рациональности. Чтобы снова ввергнуть его в хаос, как это было в незапамятные времена, когда Мать Оргазмов еще была жива. Нельзя управлять государством, у которого нет внешнего врага. Страх перед чужими – основа доверия народа к существующей власти. При условии, что эта самая власть защищает свой народ
Сначала ведьму заставляют публично продемонстрировать свои способности, проводя экспертизу. А потом ей устраивают показательную казнь, якобы сжигая. На самом деле пламя костра холодное, как лед. Ведьма просто исчезает с костра, окутанная клубами дыма, и падает в тайный люк. А потом ее тихо определяют в закрытый клуб, откуда выход только один: на кладбище.
Алика – следующая в очереди на казнь. Когда закончатся страницы в книге, когда будут отыграны все сценарии аукциона, ее публично казнят. Как ведьму-эмпата, как лилину. Но это будет не скоро.
А ему хочется казнить Алику прямо сейчас. Только для того, чтобы посмотреть, как перед экспертизой с нее сдернут одежду, и она будет стоять голая на площади. Как от холода и страха затвердеют ее соски на небольшой, но круглой и крепкой груди.
Конечно, можно раздеть ее сию минуту, здесь, в этой комнате. Можно даже взять ее силой. Все равно никто не узнает. Разве что Дан. Но разве осудит старший брат младшего за небольшое развлечение? Нет, конечно! Но это будет уступкой самому себе. Непростительной слабостью. Ведь себя не обманешь и не простишь. И если дать слабину всего один раз, позволив своему члену войти в ведьму, то вся его, Эрика, охота из работы на благо Ордена, из священной борьбы главного палача с ведьмовским отродьем, превратится в гонку голодного члена за сладкими девочками.
Эмпатки – так официально называют ведьм. Но внутри Ордена их зовут просто лилинами. Друзья и соратники Эрика, дисциплинаторы Ордена всегда удивлялись, как он выдерживает эти долгие командировки на Землю, в мир победившего хаоса? Как он не сходит с ума от вседозволенности свободной любви, ярких красок, цветов, эмоций и отовсюду звучащей музыки?
– Ты –железный Эрик, истинный дисциплинатор, – одобрительно говорили ему соратники и хлопали по плечу.
И он гордился собой. Гордился настолько, что даже если позволял себе мелкие шалости со сладкими шлюшками, то только в целях разрядки перед охотой. Чтобы освободить мозг от ненужных мыслей и желаний, нужно сначала облегчить член.
Но с этой ведьмой все по-другому. Причем с самого начала. И найти ее было тяжело. И следить за ней невыносимо. Начались проблемы с того, что как только он думал о ней, его член немедленно становился дыбом. Из-за этого ему пришлось познакомиться с доброй половиной московских ночных бабочек. Но главная беда заключалась том, что второй член, змей, просыпался, как только Эрик приближался к Алике. А со вторым членом не сладишь так же просто, как с первым и основным. И сейчас змей снова проснулся. Он шевелился внутри, требуя выпустить его.
Эрик опустил глаза, чтобы ведьма не прочитала его мысли. Его пальцы продолжали сжимать резинку трусиков. Он мысленно сосчитал до десяти, вдохнул, выдохнул и двинул пальцы дальше, внутрь.
– Не смейте ко мне прикасатья! – взвизгнула она, извиваясь на стуле, как змея.
– Не сопротивляйся, – он впился взглядом в светло-карие с зеленью глаза. – Иначе… я применю силу. Свяжу тебя по рукам и ногам, засуну в рот кляп. Хочешь этого?
Она молчала.
– Я задал вопрос.
– Нет, – прошептала она.