Аукцион Грёз

Нестерова Наталия Петровна

Естественно, на моем теле не было ни единого волоска, кроме бровей, ресниц, весьма густой, но коротко стриженой шевелюры, и некоторого количества физиологически обусловленных ворсинок в носу. Эффективная эпиляция, раз и навсегда, проводилась всем без исключения астронавтам, даже астролюбителям. Гладкое тело было необходимо - по причине особенностей устройства ложементов управления, скафандров и некоторых бортовых гигиенических и медицинских приспособлений.

Лишение мужчин их законных бороды и усов, а также шерсти на руках, ногах и груди, из-за культурных традиций и по религиозным

соображениям, многие полагали редкостной несправедливостью, а то и варварством. В других же мирах обработка тела “под астронавта”, наоборот, прочно вошла в моду. А ведь есть еще немало систем управления, требующих лысого черепа. Сисадмины больших лайнеров все как один бритоголовые.

И наконец, на левом бицепсе скалилась массивная татуировка, вводившая в зрителей ступор. Морда льва с роскошной гривой, удерживающая зубами геянский католический крест, обвитый колючей розой, и надпись на древнем языке, остроугольным шрифтом, именуемым готическим, “Любовь и смерть”. Над головой льва вился ворон. Банально и невнятно до одури. Нечто в духе “Ты сам-то понял, что сказал?”…

Я как раз собирался перебить этот кошмар, пребывая в отпуске, потому что выпученные глаза прекрасных дам (и культурно подкованных, и вовсе безграмотных) от такого изобилия налепленных абы как друг на друга символов мне уже надоели. Равно как и беспомощные попытки оных расшифровать эту околесицу, выделив из нее нечто вроде девиза. Моего, понимаете, девиза.

Хотя когда-то, когда я был моложе, дорвался до тату-салонов, и только-только придумал этот рисунок, я был в восторге.

Как картина прикрывает дефект стены, татушка эта закрывала другую, которую нельзя было вывести, а можно было только оторвать вместе с рукой. Или срезать с довольно толстым слоем меня, даже при всех современных медицинских методах исправления ошибок юности. Что характерно, льва свести и перебить было достаточно просто, а ту, нижнюю картинку - нет.

Закрытая татушка была пропуском в любую Контору мира, кроме той, где мне ее сделали.

Там возвращенцев не жаловали.

Джек не обладал силой рентгена, и довольствовался внешней стороной вопроса. Кроме того, он явно сфокусировался не на татушках, и даже не на инкрустации мелкими драгоценными камешками, которой я подчеркнул красоты боди-арта и мускулатуры (такие импланты недавно вошли в моду), а на длинном шраме, напоминавшем след от гигантской тысяченожки, пересекающий мою спину наискосок. Интересный парень. Узнал заштопанный след от лучевого оружия ближнего боя, причем уже подживший. В отпуске (о, мой отпуск!) мне должны были свести и его.

– И как тебя пополам не разрезало?
– спросил Джек.

– Я везучий, - ухмыльнулся я.
– Тут вроде все заметили.

Кстати, не я драпал, хотя при необходимости могу; это на меня подло напали со спины во время весьма оживленной перепалки.

– Я вот что хочу спросить… - завел Джек.

– Слушай, - сказал я, по-быстрому обтираясь влажными салфетками, - я сейчас оденусь в чистое белье, лягу спать и крепким сном просплю оставшиеся четыре часа до подъема. Потом я поработаю, а ты посидишь тут, а потом мы подумаем, во что бы тебя одеть, чтобы съездить в лавку. Или наоборот, неважно.

Составим долговое обязательство. Палатку твою я уже нагрел, а оказывается, напрасно ресурс трачу, так как ты завис у меня. Словом, вали отсюда и долби стенку. Усек?

– Усек, но только…

– У тебя на какой срок старательское разрешение выписано?

– Еще на месяц с небольшим, но я хотел…

– А сколько ты нашел вещей до того, как я сюда прилетел?

– Восемь. Но ты понимаешь…

– Что-то негусто, - проворчал я.
– И многие так?

– Да каждый второй, а ты…

– Все, спокойной ночи. Остальное обсудим завтра.
– Я завернулся в меховую полость, и, несмотря на пару-тройку невнятных реплик Джека, вырубился.

*

Слеза Дракона - это озеро. Озеро на моей родной планете. Единственное. Прозрачное до самого дна. А до дна в нем местами метров по пятьдесят-шестьдесят. Круглое. Очень теплое сверху, и бодряще-холодное уже на метр-полтора вглубь.

Мне около шести лет. Я ощущаю под руками плотную упругость песка. Вижу свои обшарпанные смуглые коленки.

Я строю замок.

У меня за спиной разговаривают двое, тонкая черноволосая женщина с огромными глазами и треугольным лицом, очень белокожая; и изящный господин, который на данный момент так же, как и она, развалился в шезлонге.

Это мой дед.

А дама, если верить Никому, моя бабушка.

Замок не лепится. Я встаю и иду к расслабленной паре.

– Мадам, вы не могли бы дать мне ваши бусы? Или кольцо, браслет?

Дама останавливает на мне взгляд темных глаз.

– Я верну потом, - я улыбаюсь. Я дома, я здесь ничего не боюсь. Мне очень, очень хорошо.
– В замке должно быть сокровище, которое будет захватывать злой дракон. Рыцари замка отобьются от дракона, и я сразу отдам.

Дед начинает стягивать с пальца роскошный перстень, но дама останавливает его движением тонкой руки. “Он спросил меня”. Снимает с шеи длинную нитку разноцветного бисера сложного плетения, с деревянными бусинками. На конце этой нитки висят две или три фигурки из полудрагоценных камней.

Это не настоящие сокровища, это - я знаю слово - амулет, но он мне подойдет.

– Лучше я дам ему кольцо, - предлагает дед, почему-то немножко тревожно.

– Не стоит, - говорит дама. И обращается ко мне.
– У меня сейчас только одно украшение. Но я вполне могу его одолжить.

Я забираю нитку, она яркая, она украсит замок.

Дама останавливает меня:

– Возьми шоколада, малыш!

Я засовываю за щеку мягкий сладкий кусочек с твердыми осколками орешков внутри, и бросаюсь на свои строительные работы.

Пара в шезлонгах тихо беседует.

Военные действия между рыцарями и драконом идут своим чередом. Бусы висят у меня на шее, кулоны болтаются ниже пояса. И тут я вижу, что прямо у поверхности воды, метрах в пятнадцати от берега, рябит - так плавают недавно заселенные в наш стерильный водоем длинные, узкие рыбы. Я бросаюсь в воду и плыву короткими резкими рывками.

Из-за плеска не сразу слыша окрик деда.

Рыба благополучно скрылась. Я оборачиваюсь — дед стоит у кромки воды и машет рукой. Я плыву обратно…