Аустерия
Шрифт:
— На минуточку, война не убежит.
Мина осмелилась повернуться; глаза у нее слегка затуманились.
— Не отказывайте нам, Herr Offizier, — попросила она, — это ж для нас такое счастье, большая честь.
Гусар в раме окна был как картинка. В косых солнечных лучах поблескивал кивер с султанчиком, серо-голубой мундир и красные рейтузы сверкали-переливались от плетеных шнуров и золотых нашлепок.
Такая армия! Как можно было сомневаться в победе!
— Wo Russen? [27] — Гусар насупился. — Были уже здесь? Проходили в ту сторону? Много их было?
27
Где
— Как это? — захлопал глазами старый Таг. — Вы их еще только ищете?
— Мы не ищем русских. Я, — гусар показал на себя, — и они, — показал на двух гусар у калитки, — потеряли свой полк. Verstanden oder nicht verstanden? [28]
— Verstanden! Verstanden! Еще как verstanden! — закивал старый Таг. — Потеряли? Вот так просто взяли и потеряли? Гусарский полк? С конями? Со всем? С пушками? Как такое возможно? Это вам что? Иголка?
28
Понимать или не понимать? ( нем.)
— По-видимому, возможно, — вступилась за офицера невестка. — Что за вопросы? Это же война! — Она улыбнулась гонведу. — От своего имени прошу прощения. Не сердитесь, пожалуйста.
— Сердится? Он? — разозлился старый Таг. — Боишься, как бы не обиделся? Хорошо же они начали войну! Потерять целый полк с пушками! Экий пустяк! И я еще должен перед ним извиняться! Сколько у нашего императора таких полков, чтоб терять?
Гонвед покраснел и громко выругался. Разразился потоком венгерских слов. Старый Таг тоже покраснел и уже готов был ответить таким же потоком на своем языке. Открыл рот да так с открытым ртом и застыл.
Лицо у гонведа из красного сделалось белым.
Двое у калитки, что-то крича по-венгерски, вскочили на лошадей.
— Иштван! Иштван! — позвали еще напоследок.
Третья лошадь без седока, испугавшись свиста пуль, поскакала за ними.
Гусар кашлянул и потому на секунду замешкался: бросился было к лошади, но тут грянул выстрел, за ним второй, третий. Гусар попятился, пригнулся, упал на землю.
Попали в него, не дай Бог? Ранили?
Нет, пошевелился. Пополз по грядке резеды, которую посадил Эля. Вернется целый и невредимый — посадит новую.
А может, все-таки ранен?
Свист пуль подгонял тех двоих. Они скрылись за поворотом.
Настоящие выстрелы! Первые настоящие выстрелы на улице! Стрелять и раньше стреляли, но в казармах по фанерным солдатам. И в день рождения государя. Холостыми патронами. Это было недавно. А словно никогда не было и никогда больше не будет. Свечи на подоконниках, портреты императора в белом мундире с золотым воротником, оркестры, школьники, парами марширующие следом за войском, за гражданским населением. Школьников мало, потому что каникулы, но много ремесленных цехов с церковными и собственными хоругвями, бургомистр в польском национальном костюме, девочки и мальчики в краковских нарядах, «Сокол» [29] в серо-голубых форменных куртках, владельцы мастерских в кунтушах и колпаках. Этого не было и не будет. И каждую субботу, когда сама доброта, сама благодать витает в воздухе, между утренней и дневной молитвой, перед чтением главы из Торы
29
«Сокол» — спортивно-патриотическое общество, созданное в 1862 г. в Чехии и положившее начало Сокольскому движению, пропагандировавшему идеи панславизма и распространенному в славянских областях Австро-Венгрии; в 1915 г. распущено как антинемецкое.
Гусар выпрямился, перебросил, звякая шпорами, через подоконник, как через седло, сперва одну длинную ногу, потом другую, вроде бы покороче, и оказался внутри, в зале аустерии, куда его приглашали войти через дверь выпить стаканчик сливовицы. Закрыл окно, задернул занавески — так же, как это сделал бы любой другой человек, не гусар. Будто у себя дома. Знал, куда попал.
— Kosaken. — Он обернулся: лицо белое.
— Ага, — согласился старый Таг. — Они.
— Кто б мог подумать, — вдруг удивилась невестка старого Тага Мина.
— От окна! От окна! — Старый Таг показывал гусару, чтобы тот отошел. — Да, да, ты тоже!
Гусар с первой же минуты понял, что нужно слушаться старого Тага. Попятился на середину залы и замер, с саблей на боку и револьвером на поясе.
Старый Таг заложил руки за спину, подошел к гонведу и посмотрел ему прямо в глаза:
— Ну, Herr Honved! Что дальше? Войну мы уже выиграли.
Гусар кивнул.
Невестка делала знаки старому Тагу. Не надо насмехаться над вооруженным человеком. Он ничего не понимает? А если понимает? Гусару улыбнулась. И вдруг испуганно вскрикнула:
— Что это? Herr Honved! Вытрите! Где платок? Лёлька, дай господину офицеру чистый платок. Возьми в шкафу.
Гусар достал из кармана носовой платок и вытер лоб. Это была не кровь: след оставила раздавленная резеда. Он посмотрел на зеленое пятно и, обрадовавшись, улыбнулся. Звеня шпорами, стукнул каблуком о каблук и, держа кивер на уровне груди, быстрым коротким движением склонил голову:
— Danke!
— Не за что, — ответила невестка старого Тага и покраснела.
Старый Таг прислушивался, подняв голову и закрыв глаза.
Снаружи опять стреляли. Дребезжали стекла в окнах. А вот и стены вздрогнули. Что это? Земля качнулась под ногами. Уходит из-под ног.
Но прежде чем земля ушла из-под ног, послышался густой топот скачущих лошадей и рев множества глоток. Что они кричат? Ура? Ура? Почему? Топот стал стихать, только еще нестройно простучали копыта отставших. Звуки глушила дорожная пыль.
— Патруль, — пояснил гусар, подняв один палец, не выпуская из остальных кожаной перчатки.
На минуту настала тишина, потом громыхнуло — раз, другой, третий, через короткие промежутки. Тряслись стены, дребезжали оконные стекла, в буфете подскакивали кружки. Свист вспорол воздух, гром выстрелов отдалился.
— Где-то неподалеку бой, — объяснил гусар, — может, меня еще отобьют.
— Дай-то Бог! — вздохнула невестка старого Тага.
— Глупости! — сказал старый Таг, глядя гусару прямо в глаза.
— Глупости! Глупости! — передразнила его Лёлька.