Авантюристы, иллюзионисты, фальсификаторы, фальшивомонетчики
Шрифт:
Оркестр смолкает, и в зале наступает тишина: на манеж быстрым шагом выходит Лон-го. Внимательно осмотрев горящие угли на железной «дорожке», он снимает туфли и не спеша, босыми ногами идет по углям. Раз, другой, третий… Закончив «прогулку», факир садится в кресло и показывает ноги. И снова любопытные зрители чуть ли не на ощупь проверяют, целы ли ступени факира, не обгорели ли они. Но на них никаких следов ожога.
Едва заканчивается эта «проверка», униформисты готовят все необходимое для показа новых «чудес». Наэлектризованный зал гудит, с еще большим интересом и волнением ждет показа других факирских трюков. Ведь в афише обещано, что факир Лон-го будет откусывать
Димитриус Лон-го, а точнее, Дмитрий Иванович Лонго родился в городе Джульфе, недалеко от персидской границы, в семье потомственного антиквара. Отец частенько говорил, что и старший сын должен будет унаследовать его профессию. Может быть, так бы оно и было. Но семью постигло несчастье — умерла мать. Отец, обремененный пятью детьми, вскоре женился на молодой женщине, которая оказалась на редкость жестоким человеком. Она с каким-то особенным удовольствием избивала своих двух пасынков и трех падчериц. Но особенно невзлюбила наиболее непокорного и ершистого Митю, который больше всех был измучен побоями и унижениями. Он не мог больше терпеть… Как-то ночью, простившись с братом и сестрами, Митя удрал к своему деду в Тифлис.
Дед занимался скупкой и продажей старинных изделий, он хорошо рисовал, умел ловко и тонко подделывать «под Восток» старые гравюры и миниатюры. Умный и одаренный от природы мальчик с удовольствием помогал деду в его реставрационных работах. Однако отец Мити, скучая по старшему сыну, слал в Тифлис письма, требуя возвращения мальчика в Джульфу. Перспектива снова попасть в руки к садистке мачехе была малопривлекательной. Мальчик скопил несколько рублей, заработанных у деда, и вместе со своим другом убежал из Тифлиса.
Начались скитания. И вот мальчики в Батуми. Тщетно пытались они устроиться юнгами на какое-нибудь судно. Накопленные деньги почти все ушли на еду, а тут в ночлежке какой-то оборванец украл у ребят последние гроши. Немолодой профессионал-нищий, сжалившись над мальчиками, помог им ночью пробраться на пароход, отправлявшийся в Одессу. Большой шумный порт встретил ребят более приветливо. Рыбаки накормили юных путешественников, а потом помогли переправить в трюм парохода, отправлявшегося в Константинополь.
Попав в этот город, голодные мальчики оказались на базаре. Там около маленького циркового балагана измученные, черномазые оборванцы услышали русскую речь — хозяином балагана оказался русский, бывший цирковой артист. Артисты приютили ребят. Хозяин в течение нескольких месяцев занимался с ними, обучая мальчиков акробатическим упражнениям. Скоро они должны были выступить в программе с самостоятельным номером. Но однажды ночью турецкая полиция ворвалась в балаган и произвела обыск. При этом были обнаружены мальчики, не имевшие никаких документов. Полицейские отвели их в русское консульство. Выслушав сбивчивый рассказ ребят об их приключениях, консул приказал одеть и обуть юных путешественников, купить им билеты на пароход и под присмотром помощника капитана отправил их на родину. И вот они снова в Одессе, на руках у них билеты в Тифлис. Но Мите удалось удрать из одесского порта и добраться до Москвы.
Снова начались дни голодных скитаний и попрошайничества. Как-то раз в ночлежке на Хитровом рынке Митя случайно оказался на нарах рядом с больным человеком, метавшемся в бреду. На незнакомом певучем языке он звал кого-то на помощь. Это был итальянский музыкант и фокусник Лионелли, когда-то
Пораженный душевностью и заботами бездомного парнишки, истратившего на его лечение последние гроши, одинокий старик всей душой полюбил и привязался к мальчику. Он стал обучать его разным фокусам, развивал его физически. Теперь они вдвоем ходили по дворам и давали свои нехитрые представления.
С наступлением теплых дней Лионелли вместе с Митей отправился в дальний путь, на юг России. По дороге они подобрали бродячего пса. Лионелли научил его ходить на задних лапах их шапкой в зубах собирать «тринкгельд» (награду) за выступления.
Крестьяне, бывало, недоверчиво встречали оборванцев артистов. Но когда в ловких руках старика пяток куриных яиц на глазах у восхищенных зрителей превращался в цыплят или фокусник «вынимал» из только что испеченного ароматного хлеба настоящие копейки или дарил деревенским красавицам дешевые бусы, извлекаемые из носа кого-нибудь из присутствующих, — положение моментально менялось. Артистов наперебой приглашали в богатые избы, кормили и поили, просили остаться до будущего воскресенья и поиграть на свадьбе на арфе. Так бродили они из села в село, ездили по железной дороге в пустых товарных вагонах, на ступеньках цистерн.
В заплечном мешке старик носил удлиненной формы ящичек из тонкой белой жести, запиравшийся на ключ. Он открывал его иногда и, достав две шпаги оцинкованного железа, тщательно протирал их. Любуясь блеском шпаг в лучах солнца, Лионелли многозначительно подмигивал своему юному спутнику и ничего не говорил. И вот однажды он торжественно, словно давая клятву, сказал мальчику:
— Это будет твой верный кусок хлеба на весь жизнь. Ты сильный мальшик, можешь трудно работать, тренировать горло. Только нишего не бойся. Сначала больно, потом — легко!
Тут же он развернул аккуратно завернутые в бумагу длинные гусиные перья. Взяв перо в руки, он приказал Мите пошире открыть рот и стал щекотать ему горло. Он прикосновения пера мальчик давился, исходил слюной, пытался вырваться из крепких рук учителя. Но старый шпагоглотатель был настойчив и упорно повторял неприятнейшие процедуры.
— Глюпый, — приговаривал он, — не понимаешь своего счастья… Терпи…
Мучительные тренировки повторялись теперь по 5–6 раз ежедневно в течение полугода. И лишь после того, как Митя привык к такой процедуре и перестал болезненно реагировать на нее, старик приступил к следующей стадии подготовки. Он вытачивал ножиком узкую деревянную пластинку, густо смазывал ее гусиным жиром и осторожно вводил в пищевод мальчика. Затем, предварительно пощекотав горло Мити гусиным пером, Лионелли вводил в него уже более широкую пластину, вылепленную из воска и парафина. И только потом, расширив пищевод и приучив его не реагировать на раздражения, старик начал обучать Митю шпагоглотанию.