Авиатор: назад в СССР 14
Шрифт:
Вот и ещё один американский лётчик — Алан Грей. Нашивка на левой стороне груди это подтверждает. А ещё у него интересное прозвище — «Бадди». Написано через букву «U», что означает «дружище».
— Ты предпочитаешь, чтобы он оторвал тебе руку? Нашёл с кем драться, — возмутился Грей и взял стул, на котором я сидел до этого, и приземлился в него.
Немая пауза, в ходе которой я стесняться не стал и подошёл к этому Грею. Тот вопросительно посмотрел на меня.
— Что?
— Ты сел на его место.
Блин,
Грей быстро встал и подошёл к столу. Он продолжал внимательно смотреть на меня и своего коллегу Дейна. Джордж пока только вздыхал над рукой, которой с трудом шевелил.
— Ничего. Придёт время, и повторим сцену. С большими последствиями для него, — произнёс Мэлвин.
Ага! Провокация получилась. Избивать себя я тоже позволять не собираюсь. Если выбирать между позором и войной, я предпочитаю второе.
— Мистер Родин, инцидент показывает, что вам как никогда стоит принять наше предложение, — продолжил Мэлвин.
— То самое, от которого невозможно отказаться? — уточнил я.
— Читали Пьюзо? Или смотрели фильм?
— Вообще-то, фраза принадлежит произведению Оноре де Бальзака, — поправил я Мэлвина.
Надо было видеть его удивлённые глаза.
— Что вы мне хотели предложить? — спросил я.
Пускай думают, что мне интересно. Мэлвин сделал паузу, переглянулся с пилотами и разложил передо мной фотографии.
На каждой из них мой товарищ по группе «Куб». Кто-то, как Морозов, получает орден Почёта на сцене актового зала в Циолковске. Олег Печка рядом с Л-29 рядом с курсантом в одном из полков Качинского училища. А на военных испытателей Тутонина и Белевского и вовсе сделали фото, будто из личного дела.
Как так-то?! Где утечка данных?! Ещё и такая крупная.
— Вы знаете этих людей?
— Нет
— Это ваши коллеги по специальной группе. Нам известно, чем вы занимались у берегов Ливии. Они тоже виновны в сбитии и гибели американских пилотов. Как и вам, им грозит пожизненное заключение. А возможно и электрический стул.
Не грозит. Слишком я дорог для них. Но есть небольшое волнение.
— Печальная перспектива. Я тут причём? Этих людей я не знаю.
— Вы с ними работаете.
— Я сижу перед вами, и целый день доказываю вашу ошибку.
Мэлвин посмотрел на Дейна и помотал головой.
— Он лжёт! — рыкнул Джордж.
— Тянет время, Мэлвин, — добавил Грей.
— Несомненно, — ответил Мэлвин и стал собирать фотографии. — Что ж, господин Родин. Пожалуй, мы зря теряем время. Завтра вы отправитесь на базу на острове Сицилия. Вами займутся другие… специалисты. И да поможет вам Бог!
По вызову Мэлвина в кабинет снова вернулись морпехи. Быстро надели на
— Стойте! Ведите его в карцер. Наше хорошее отношение он не оценил, — сказал вдогонку Мэлвин.
В коридоре нас догнал Грей, который собирался задать мне какой-то вопрос, однако коллега Мэлвина не позволял это сделать.
— Мистер Грей, не положено. Он заключённый.
— Мы оба знаем, зачем этот русский вам нужен. Таких пилотов я в жизни не видел. Дай мне с ним поговорить, — наседал Алан.
— Нет. Все вопросы к Мэлвину, — толкнул меня вперёд Джордж, и мы стали спускаться вниз.
Новое место мне было определённо в корабельной тюрьме авианосца. Помещение достаточно большое. На входе пост охраны, который мы преодолели без каких-либо докладов и объяснений. Охрана без оружия, а в качестве предметов «убеждения» дубинки. Две большие камеры с мощной металлической решёткой вместо двери.
Тут же и общий душ с туалетом и соответствующим «запахом». Данный недостаток под надзором охранника устраняет один из арестованных, натирая щёткой металлический ободок унитаза.
— Тебе сюда, — завёл меня в камеру Джордж и начал снимать наручники.
Это была камера для одиночного содержания, больше похожая на чулан с металлическим унитазом. На стенах заметил множественные следы от ударов. Шконка ничем не уступала той, что в каюте. Главная особенность — большое сферическое зеркало. Чтобы можно было следить за мной без входа в камеру.
— Помещение для особо буйных? — спросил я, указывая на вмятину на бачке унитаза.
— Для несговорчивых. Наслаждайся. На берегу будет по-другому, — пригрозил Джордж.
В этот раз с меня сняли поясной ремень и шнурки. Всё как в тюрьме. Закончив меня обдирать, представитель «конторы» вышел и захлопнул решётку.
Сделав себе твёрдую поверхность на кровати, я вновь погрузился в размышления. Одного дня для разговоров со мной мало. Будут ещё мурыжить. Если судить по разговорам пилотов и Мэлвина, от меня хотят признания в содеянном.
В кабинете однозначно есть записывающая аппаратура. И материал с неё используют во время суда надо мной. Плюс имена моих товарищей.
Спина немного ныла, но невыносимых болей не было. Значит, кресло и правда сработало хорошо. Возможно, оно подарило мне шанс на возвращение к лётной работе. Ещё бы была надежда вернуться.
Ночь длилась очень долго. В отличие от той, что была у соседей из камеры напротив. ЦРУ изменили бы себе, если не попробовали сломать волю. Начали они с включённого яркого света. В маленьком динамике над кроватью стоял треск, похожий на звук шипящего масла на сковороде во время жарки.
— Ничего не нужно? — зашёл ко мне один из охранников, задав вопрос на английском.