Авраам Линкольн Охотник на вампиров
Шрифт:
Мария была прикована к постели, и Эйб в течение недели после смерти Вилли искал убежища за закрытой дверью кабинета. Переживая за него, Николай и Хэй отменили все встречи на неопределенный срок, а Лэмон и троица дежурили у его дверей неотступно. Десятки доброжелателей приходили к президенту выразить свое сочувствие. Всех благодарили и предлагали прийти позже — вплоть до 28 февраля, когда один человек все же был допущен в его кабинет.
Он назвал имя, которое не принимало отказа.
IV
— Не
Эйб сидел в свете камина, его топор висел на стене поверх мантии.
— И зачем ты пришел, Генри? Напомнить о моем отчаянии? Насчет этого, уверяю, я уже достаточно осведомлен.
— Я пришел выразить сочувствие старому другу… и еще напомнить о выб…
— Нет! — перебил его Эйб. — Я не собираюсь это слушать! Вновь эти мучительные сомнения!
— Я не хочу тебя мучить.
— Тогда что, Генри? Скажи, что ты тогда хочешь? Увидеть мои страдания? Слезы на щеках? Вот — теперь ты удовлетворен?
— Авраам…
Эйб вскочил с кресла.
— Я всю жизнь выполнял твои поручения, Генри! Всю жизнь! И чем все кончилось? Что мне теперь делать? Все, что я любил, принесено в жертву твоим идеалам! Я отдал тебе все. А что я получу взамен?
— Только заверения в моей преданности; моя защита от…
— Смерть! — сказал Эйб. — Ты дал мне только смерть!
Эйб посмотрел на топор, висевший поверх мантии.
Все, что я любил…
— Авраам… не поддавайся отчаянию. Вспомни свою мать — вспомни, что она прошептала тебе в самом конце.
— Не манипулируй мной, Генри! И не пытайся показать сострадание! Тебя заботят только твои принципы! Твоя война! Но ты ничего не хочешь знать о потерях!
Теперь вскочил Генри.
— Триста лет я провел в трауре по жене и сыну, Авраам! В трауре по украденной жизни; по тысяче любимых, что ушли! И ты не знаешь, через что я прошел, чтобы защитить вас, людей! Ничего не знаешь о моих стра…
Генри оборвал сам себя.
— Нет, — сказал он. — Нет… так не должно быть. Мы слишком далеко зашли. — он взял свое пальто и шляпу. — Ты знаешь, что я скорблю вместе с тобой, и что я предлагаю взамен. Если ты решил похоронить Вилли, да будет так.
Звук имени Вилли что-то пробудил во мне — холодный тон, которым говорил Генри вверг меня в ярость, я взял топор за рукоять и с криком ударил его по голове, промахнувшись на какой-то дюйм, разбив при этом часы, что висели над мантией. Я снова махнул топором, но Генри сумел увернуться от его лезвия. Дверь кабинета распахнулась, и внутрь ворвались двое существ из троицы. Увидев нас, они замерли — не зная, чью сторону принять. Но Лэмон, вбежавший вслед за ними, не сомневался. Он сразу вынул револьвер и направил его на Генри — один из вампиров вырвал у него пистолет, чем в последнее мгновение предотвратил выстрел.
Генри стоял посреди комнаты, руки опущены. Я вновь ринулся к нему — подняв
— Нет! — закричал Лэмон, дернулся вперед. Но его держали.
Я почувствовал, как два острых жала входят в плоть.
— Ну, давай! — крикнул я.
…истинный покой придет только с концом жизни.
— Ну, давай, умоляю!
Я почувствовал две тонких струи, побежавших по шее, когда его клыки входили вглубь. Я закрыл глаза и приготовился встретить неизведанное; увидеть моих любимых мальчиков… но ничего не случилось.
Генри вынул клыки и отпустил меня.
— Некоторые люди слишком интересны, чтобы умереть, Авраам, — сказал он, вставая на ноги. Он снова взял свое пальто и шляпу и направился к двери, мимо троих встревоженных бойцов, чьи сердца колотились так же сильно, как и мое.
— Генри…
Он обернулся.
— Я закончу эту войну… но ты, ты сделай так, чтобы я до конца своей жизни больше не видел ни одного вампира.
Генри дал легкий поклон.
— Господин президент…
После этого он исчез.
Эйб не видел его до конца жизни.
12. «Голод нежити!»
Мы надеемся и пылко молимся, чтобы это тяжелое наказание войной скорее прошло. И все же, если Богу угодно, чтобы она продолжалась… — пока каждая капля крови от удара кнутом не будет отплачена другой каплей, от удара мечом, как было сказано три тысячи лет назад, — мы все равно должны верить, что «наказания Господни праведны и справедливы».
Авраам Линкольн, Вторая инаугурационная речь
4 марта 1865
Над Вашингтоном, округ Колумбия, повисла угроза нападения, и Эйб не мог упустить возможности побывать на поле боя.
14 июля 1864-го, не обращая внимания на мольбы личной охраны, он в одиночку, верхом, приехал в форт Стивенс{54}, куда генерал Конфедерации Джабал Э. Ирли привел семнадцать тысяч южан для прорыва северной защитной линии Вашингтона. Его встретили офицеры и стремительно затащили в форт, где он, под защитой каменных стен смог бы отдохнуть и выпить чего-нибудь охлаждающего.