Аврелия – патрицианка Рима

Кэнтон Э.

– Хватит ерничать, Вибий, ты слишком злой! Да, я хочу увидеться с двоюродным братом, но только для того, чтобы объяснить ему… чтобы он простил меня…

– А зачем тебе его прощение? Вот послушай. Я дружу с Фаннией и присутствовал однажды при ее утреннем одевании. Рабыни прислуживали ей в одних набедренных повязках, и за малейшую провинность их стегали хлыстом по голым грудям и спинам. По-твоему, Фанния оплакивала бы смерть одной из невольниц, которая ее причесывала?

– Не знаю, – ушла от ответа Аврелия и погрузилась в свои размышления.

– Огульния

за пропавшую махровую простыню приказала пытать свою банщицу медными палками, докрасна раскаленными на огне, – продолжал Вибий. – Сабина, изящная молодая девушка с нежным личиком, умеряет болтовню своих служанок тем, что вонзает им в руки длинные острые шпильки, которыми ей укрепляют прическу. Однако никому и в голову не приходит мысль, что эти матроны безжалостны. В Риме, дорогая воспитанница, двести тысяч граждан и два миллиона рабов. Интересно, какое средство предлагает твоя двоюродная сестра Флавия Домицилла, чтобы удержать всю эту массу в повиновении, не прибегая к жестокости?

Как ни старался Вибий Крисп убедить Аврелию ссылками на многочисленные примеры, он не добился от нее ни слова. Было видно, что ее доброе сердце испытывает угрызения совести и что речи опекуна, лишенные сострадания к рабам, вызывают у нее досаду. Хитрый сановник все понял и повел разговор иначе.

– Я знаю человека, который дорого даст за это письмо, – понизил он голос.

– Да? И кто он? – встрепенулась Аврелия, стряхивая с себя задумчивость.

– Марк Регул.

– Марк Регул?! Странно, а зачем ему мое письмо?

– Он найдет в нем доказательство, которое повсюду разыскивает.

– Какое? Выражайся яснее.

– То, что Флавий Клемент, его жена и твоя двоюродная сестра – христиане.

– Чего же он тогда добьется?

– Это не совсем ясно. Но во времена Нерона мне не раз доводилось видеть пылавших, как факелы, христиан, которых цепями приковывали к столбам, обмазывали смолой и поджигали, чтобы они освещали дорожки прогуливавшимся гостям. Не исключено, что император Домициан тоже желает насладиться подобным зрелищем.

Божественная Аврелия внезапно разрыдалась и припала к плечу Криспа.

– Вибий, зачем ты терзаешь меня? – всхлипывала она. – Конечно, Дорида совершила подлость, и я сочла, что эта дерзкая рабыня заслуживает сурового наказания. Мне не в чем себя упрекнуть.

Опекун окончательно растерялся. Он вообще толком не понимал, как и на что ему реагировать.

– Дорогая воспитанница, – ласково произнес он, поглаживая ее по голове. – Твое доверие делает мне честь и трогает меня, старика, до глубины души. Но почему ты плачешь?

– Вибий, я тебе не все объяснила. Дорида написала Регулу. Записку ее перехватили. Корнелия и Метелл так возмутились, что велели ее наказать, а я не вступилась…

– Что было в записке?

– Дорида сообщала Регулу, что Корнелию ежедневно навещает Целер.

– Это важно для твоей подруги, дорогая воспитанница; я начинаю ее понимать… Что еще?

– Мерзавка обвиняла моих родственников, Флавия Клемента и обеих Флавий Домицилл, в христианстве

и даже упоминала об их попытках обратить в новую веру меня.

– Ничего себе! – покачал головой Крисп. – Выходит, надо радоваться и благодарить богов за то, что эта злополучная записка не попала в руки шпиона. Ты права: твоя рабыня заслужила смерть за предательство, а Регул извлек бы из этой записки гнусную выгоду. Хорошо, что императора нет, а до его возвращения нам нечего бояться. Мы примем меры, чтобы отвратить то зло, которое может произойти. А пока осуши слезы, божественная Аврелия, и давай отправимся к портику Помпея. Твои всадники готовы; когда я шел к тебе, они уже еле сдерживали коней. Едем!

Хлопнув в ладоши, Вибий подал знак свите, ожидавшей господ, раздвинул занавес и, пропустив вперед Аврелию, последовал за ней в атриум.

Через несколько минут девушка вполне овладела собой, и на ее лице, еще не так давно омраченном печалью, заискрилась белозубая улыбка.

Глава 4. Невольничий рынок

Форум и Марсово поле были центром политической жизни римлян. Здесь же находились главные достопримечательности столицы мира: величественные монументы, красивые портики, богатейшие храмы. Многочисленные лавки торговцев доставляли знатным гражданам всевозможные соблазны и удовольствия, служившие для отдыха и развлечений праздных покорителей вселенной.

О роскошной архитектуре Древнего Рима написаны целые тома, и все авторы сходятся в одном – это поистине чудо света. Взять хотя бы портики и открытые галереи, поддерживаемые причудливыми колоннами и предназначенные для любителей прогулок – пешком, в носилках, верхом или в повозке.

Портиков в Риме было немало; обычно они располагались вокруг храмов и общественных сооружений – театров и цирков. Некоторые из них не примыкали ни к одному зданию и образовывали своеобразные ограждения, обсаженные деревьями и цветами, украшенные фонтанами, выпускавшими тугие серебряные струи. Здесь приятно было укрыться днем от палящих лучей солнца, а вечером отдохнуть от дневных трудов. К одному из таких портиков направлялась Аврелия в сопровождении своего опекуна Вибия Криспа и многочисленной свиты.

Голову девушки украшало изысканное кипенно-белое покрывало из дорогих кружев, ниспадавшее на плечи и тело. Шестнадцать рабов окружали носилки с пурпурными шелковыми подушками, на которых возлежала юная госпожа. Темная кожа невольников-эфиопов резко контрастировала с белизной их туник, на их запястьях и лодыжках позвякивали серебряные браслеты. Позади носилок под наблюдением бывшей кормилицы и няни Аврелии, которая так и осталась у нее в услужении, шествовала толпа рабынь, готовых исполнить любую прихоть госпожи. Десять всадников-нумидийцев в красивых красных плащах возглавляли шествие, раздвигая толпу и прокладывая дорогу августейшей повелительнице. Вибий шел рядом с воспитанницей и без умолку болтал, стараясь ее развеять; две служанки обмахивали ее опахалом из ярких перьев страуса.