Австралийские этюды Полет бумеранга
Шрифт:
— Когда я приехал в Советский Союз, то был приятно удивлен, что там мои книги знают лучше, чем во многих англоязычных странах. И теперь у меня много друзей в вашей стране.
— Дорогой Гуравилла, — улыбаясь, говорит Нина Михайловна, — покажите, пожалуйста, нашему гостю вашу библиотеку.
— Как вы назвали Алана? — шепотом спрашиваю я, пока мы следуем за хозяином по тропинке к дому.
— «Гуравилла» на языке аборигенов означает — сказитель, народный певец, близко по значению к европейскому — бард, менестрель. Так прозвали Алана аборигены, среди которых он провел много дней и о ком так тепло и сердечно поведал в своих рассказах.
Входим в скромный домик писателя и попадаем в большую комнату — кабинет с письменным столом и книжными полками по стенам. Алан с
— Особое значение я придаю работе над повестями и рассказами о жизни австралийских аборигенов, — говорит Алан Маршалл. — Меня остро волнует судьба коренного населения Австралии, его будущее. Ведь у аборигенов еще сохранилась самобытная культура, фольклор, наскальная живопись. Их произведения искусства представляют исключительный интерес. Но все это быстро исчезает под напором цивилизации. Как помочь аборигенам не только выжить на собственной земле, все более заселяемой белыми пришельцами, но и, главное, сохранить свое лицо, свою национальную самобытность, стать полноправными гражданами своей страны, войти в нашу современную жизнь, не растворившись без следа среди белого населения? Вот вы сказали, что занимаетесь проблемами Африки. Должен заметить, что в нашей стране многие аспекты борьбы аборигенов за свои права сродни тем проблемам, с которыми сталкиваются народы африканских стран в борьбе за независимость. Но здесь все гораздо сложнее.
Алан Маршалл раскрывает одну из своих книг, которую, по его словам, любит больше других. Называется она «Мы такие же люди».
— Вот что я написал в заключение этой книги: «Нелепо уверять коренных австралийцев, что все люди — братья, когда белые отказываются принять их, как равных, эксплуатируют их, считают их просвещение угрозой своему благосостоянию и отказывают им в гражданских правах. В Австралии существует рабство — рабство в самой постыдной и жестокой форме».
— Страшные слова, — невольно поежившись, обращается ко мне Нина Михайловна. — Но трудно усомниться в их справедливости, когда говорит сам Алан Маршалл, — уж он-то знает жизнь аборигенов не понаслышке.
— Давайте перейдем к чаю и к другой теме, — предлагает писатель, заметив, как мы помрачнели. Он приглашает нас в другую комнату, где его сестра — обаятельная, энергичная пожилая дама — уже накрыла маленький столик к чаю.
— Через пару месяцев мне стукнет семьдесят лет, но я еще планирую совершить новую поездку по Советскому Союзу, — улыбается Алан Маршалл. — Я побывал не только в Москве и Ленинграде, мне удалось проехать по Сибири и Кавказу, Средней Азии и Дальнему Востоку. Видел я и Байкал, и Голодную степь, ставшую цветущим краем, и больше всего радовался встречам с советскими людьми — простыми, дружелюбными, живущими какой-то особенной, светлой, духовно богатой жизнью, занятыми большим общим делом. Это удивительное ощущение — хоть и не понимал языка, но чувствовал себя среди родных, близких людей.
— Спасибо вам, дорогой Алан, за ваши теплые слова. Должен признаться, что я еще не был во многих местах, где вы уже побывали, — не видел ни Байкала, ни Владивостока, хоть и географ.
— Ну вот, я рад за вас, — смеется писатель. — У вас еще впереди столько новых впечатлений. И обратите внимание, — возвращается он к прежней теме, — как живут малые народности Сибири и Дальнего Востока, как сохраняется самобытность народов Средней Азии и Кавказа. Вот хороший пример решения национального вопроса. Исходя из опыта вашей страны, мы в Австралии должны искать пути решения проблемы аборигенов.
Разговор снова переходит на живо интересующую меня тему. Писатель рассказывает о своих путешествиях в Центральную Австралию, на остров Четверга, расположенный в Торресовом проливе. Я говорю о планах посетить эти места и получаю от Алана Маршалла много ценных советов, основанных на личном опыте, впечатлениях проницательного этнографа, художника и, главное, человека — доброго и внимательного к нуждам простых людей.
Два часа промелькнули незаметно, и вот уже
Оглянувшись для прощального приветствия, мы видим Алана Маршалла вдали на пороге его дома. Опершись на костыли, он машет нам рукой. Судьба жестоко обделила этого удивительного, мужественного человека, но наперекор всему он стал прекрасным писателем-гуманистом, сделал свою жизнь счастливой, посвятив ее всю без остатка служению людям.
Глава третья
На острове Дьявола
На причале Мельбурнского порта меня встречает ярко-желтое судно «Принцесса Тасмании». Через открытый трюм въезжаю внутрь корабля, затем по специальному мостику машину поднимают на второй этаж. Сложными переходами пытаюсь добраться до пассажирского салона. В тесном коридорчике перехода встречаю фермера, который, как и я, не может найти выход в пассажирское отделение и в отчаянии говорит: «Im bloody lost!» [15] Вместе с трудом находим дорогу.
15
Черт побери, я совсем потерялся! (англ.)
С наступлением темноты «Принцесса Тасмании» отчаливает и направляется на юг, чтобы пересечь Бассов пролив. Ночью на палубе ветер, сильная качка. Все ходят, держась за стены; каждый наклон судна сопровождается визгом и смехом. Большинство пассажиров — жители острова, не привычные к морским путешествиям. Один из матросов ходит среди публики и любезно раздает пакеты. Он шагает, широко расставляя ноги, «морским шагом». Стараюсь копировать его походку — это хорошо помогает против качки и позволяет мне отказаться от пакета.
Подошел к борту. Темное небо затянуто облаками, вода вдали черная, лишь у самого борта она освещена. Здесь волны, пена, большие пучки водорослей. Сзади по правому борту виден маяк на материке, а впереди — непроглядная чернота. На палубе — ни души. Упади сейчас — никто не спохватится. Инстинктивно покрепче сжимаю перила: мне еще как минимум хочется увидеть Тасманию.
Утро встречает нас прохладным ветром и тонкими слоистыми облаками. Впереди показалась полоска земли. Очевидно, так ее увидел и Тасман, первым из европейцев прибывший сюда более трехсот лет назад. Старик, стоящий рядом со мной у перил, шутит: «А мы ведь совсем близко, теперь уж остальное расстояние можно и проплыть, но чертовски холодно». Как часто они используют это слово «чертовски»!
Входим в длинную бухту Мэрси-Ривер и причаливаем левым бортом. Небольшой красивый городок Девонпорт раскинулся на обоих берегах реки. Центральная часть города — Сити — состоит из двух-трех улиц с непрерывной вереницей стандартных магазинов вдоль тротуаров. Сейчас суббота, в двенадцать часов магазины уже закрываются. Едва успеваю купить все три тасманийские газеты: «Меркури», «Экземинер» и «Эдвокейт». Нахожу интересные статьи об озере Пэддер. Электрические компании хотят построить плотину и создать гидроэлектростанцию, при этом озеро будет затоплено. Деятели охраны природы стараются защитить уникальный бассейн с эндемичной фауной и замечательными ландшафтами, но лидеры обеих ведущих партий отказываются выступить против могущественных электрических магнатов. Одна девушка собирается приковать себя к камню у самого берега, чтобы остановить затопление озера. Еще интересная заметка: двое ученых организуют поиски сумчатого волка и говорят, что ядохимикаты — основная опасность для этих вымирающих животных. Ядохимикаты используют здесь для борьбы с кроликами, раскладывая отравленные приманки.