Австрийская площадь или петербургские игры
Шрифт:
Алые сполохи близкого рассвета летели с востока над тишайшим зеркалом Ладоги, дробились в озерах и протоках между сосновыми сопками Карелии и блекли в лабиринтах темных домов спящего Санкт-Петербурга. В этот же час над холодным со свинцом разливом Невы дрогнули и медленно поползли вниз исполинские крылья Дворцового моста. Подступало утро.
* * *
Неделю спустя полковник Микин, морщась, вскрыл конверт с разработочным рапортом, доставленным ему лично, без подписей и атрибутов положенной регистрации.
"Проведенными оперативными и
<...>
Рабочая группа подготовила технико-экономическое обоснование относительно размещения в прилегающих зданиях отделений фирм, представительств, бизнес-центра, казино, кафе, ресторана и гостиницы европейского класса. С австрийской стороны реализацию проекта взяла на себя фирма <...>, по заданию мэрии осуществлявшая реконструкцию аэропорта..."
1.8. А БЕДА С ТОГО ЖЕ ДНЯИЩЕТ ПО СВЕТУ МЕНЯ
Внизу бухнула дверь, и донеслись удары острых каблучков по лестнице. Петр путаясь в штанинах, быстро натянул брюки на голое тело. Но шаги затихли этажом ниже.
Он прошелся по комнате. Здесь царило особенное холостяцкое запустение. Даже зимой, когда дочь была дома, жена к нему почти не заходила, а летом, отправив ребенка к ба бушке, вообще исчезала, оставляя Петра одного в пустой квартире. Он не мог точно сказать, когда начался их разлад. Видимо, после того, как Катя окончательно поставила на нем крест неудачника.
– Какой же ты муж? Я зарабатываю раз в десять больше, - как-то сказала она после того, как стала работать в этой фирме. Сперва переводчицей, прежде она преподавала и язык знала хорошо, - а потом ее сделали то ли менеджером, то ли какой-то начальницей. Катя стала жить другой, отделившейся от него жизнью - с жужжащим радиотелефоном, дорогой одеждой, приемами и "мерседесом", стоявшим по утрам у подъезда. Петр никогда не спрашивал, есть ли у нее кто-нибудь. Он чувствовал - есть. Но ей, видимо, удобней сохранять все, как было. Впрочем, и ему в последнее время стало все равно. Он понимал: что-то в нем сломалось и, несмотря на сутолоку, десятки новых людей, с которыми он ежедневно встречался, его жизнь опустела и текла как бы по инерции, без надежды и перспективы.
Ее приход он скорее почувствовал, чем услышал, и распахнул дверь прежде, чем Ира нажала кнопку звонка. Она оказалась еще меньше ростом и моложе, чем Петр ее помнил. Поздоровавшись, протянула ему пластиковую сумку с рекламой Аэрофлота.
– Я все выстирала и погладила, - еще раз сказала она, проходя в комнату.
– Жарко, хотите шампанского?
– спросил Петр.
– Я его в морозилку
– Она кивнула. Тут он ощутил неловкость - ведь не поблагодарил за возвращенную одежду. Поспешил на кухню и вернулся с двумя бокалами.
Пока он думал, что сказать, Ира отпила почти половину. Она устроилась в его рабочем кресле у письменного стола, а Петр, не зная куда деться, в конце концов сел боком на неприбранную тахту.
– Как у вас тихо...
– Она как будто не замечала его смущения.
– Вы говорили, что живете на Зверинской. Вроде тоже тихая улица...
– На улице-то тихо, да у соседей такой ремонт - целые сутки грохочут, и машины под окном так ревут- не уснуть ни днем, ни ночью. За стенкой Кравцов квартиру получил, так теперь у нас стройка века.
– Это тот Кравцов, из законодательного?
– машинально спросил Петр.
– Да, он. Я его как-то раз стригла, у него вся голова потная.
– Это как - голова потная?
– засмеялся Петр.
– Потная! И вообще он какой-то скользкий, неприятный. Вчера встретились на лестнице, даже не поздоровался, хотя узнал. А охранники у него - двое спереди, двое сзади - где он их набрал, от одного вида тошно.
– Подождите, я шоколад принесу, - спохватился Петр.
Вернувшись в комнату, он увидел, что Ира стоит у стола и смотрит прямо ему в глаза.
– Вот шоколад, - сказал он, - очень хороший, с орехами...
Несколько дней спустя он пытался объяснить, что и в мыслях не держал, что даже не думал. По ее удивленному взгляду понял: не верит, а если поверит, то смертельно обидится.
А тогда он только почувствовал мягкость и теплоту ее губ, и что под платьем у нее ничего нет. Она приняла его, не стесняясь своего желания и ненасытности. В конце он едва сдержался и очень удивился, когда она сказала, скорее прошипела:
– Это в последний раз, если хочешь быть со мной.
– Но мы не успели... ты же можешь забеременеть,- Петр еще улыбался.
– Ты, наверное, не понял.
– Она брезгливо стряхнула его руку и ушла из комнаты.
Он лежал, бездумно глядя в запыленное окно, пока не услышал, что Ира просит полотенце. Она уже выключила воду, но капельки еще мерцали на ее золотистой коже. Никогда прежде Петр не видел такого красивого, женственного тела. Он не знал и не мог назвать охватившее его чувство, но счастливо ощутил ее мягкость и прохладу.
– Не сердись, - сказал он, - обещай, что не уйдешь...
Петр торопливо сменил постельное белье. Оно пахло чистотой и свежестью. Такими же были ее поцелуи с льдистым привкусом холодного вина. Они ласкали друг друга, и Петр чувствовал, как тает и растворяется в ее нежности.
Остатки шампанского они пили из одного фужера, и Петр уже точно знал: она - самое дорогое, что было и есть в его жизни. Он обнимал ее все крепче и крепче, пока не почувствовал, что готов отдать ей последнее, и странное полуобморочное состояние охватило их одновременно и вместе.