Автопортрет художника (сборник)

Лорченков Владимир Владимирович

А я не удивился. Я просто стоял у бортика, дышал глубоко, и вспоминал заплыв.

Гул-тишина, гул-тишина, гул-тишина.

– На чемпионате Молдавии ты произведешь фурор! – сказал мой тренер.

– Восставшие из ада, – сказал кто-то.

– Ожившие мертвецы, – пошутил я.

Мы еще немножко посмеялись.

Нужно ли говорить, что на чемпионате Молдавии я облажался? На этом чемпионате через две недели я проплыл секунды на три хуже своего нового достижения. Тем не менее, я не пал духом. И уже через полгода-год подтвердил результат на соревнованиях. Потом еще на одних. После чего решил,

что соревнований не будет. Но плавать я продолжу. Но никому об этом не сказал. Просто переоделся, посмотрел еще как ребята-юниоры идут полтора километра кролем, и вышел на ступеньки школы, где был чемпионат.

– На кой хрен? – спросил меня там чужой тренер. – На кой хрен тебе это? Ты же Олимпиаду не выиграешь, ты же не думаешь блядь, что ее выиграешь, а, ты же не псих, который так думает?

– Конечно нет, – сказал я.

– Так на хрена? Чувак, в мире знаешь сколько миллионов кандидатов в мастера спорта, а? И это ВСЕГО лишь кандидаты в мастера спорта, это даже не профи, а ПОЛУ-профи.

– Профи с мастера спорта начинаются, – открыл он для меня Америку.

– А полупрофи – миллиарды, – преувеличил он, ведь их все-таки миллионы.

Я сказал:

– Да по херу мне на них.

– И на них и на миллионы и на олимпийские игры, – сказал я.

– Во всем мире есть единственный кандидат спорта, которого я должен перегнать, – сказал я.

– Самый крутой соперник в мире, – сказал я.

Я говорил о себе.

Я ПРИШЕЛ ПЛЮНУТЬ НА ВАШИ МОГИЛЫ

– Ну и что ты там найдешь, на этих могилах?! – орала она.

– Золото, – говорил я.

– Какое золото, ты, псих ненормальный?! – возникала она в дверях ванной с руками, по традиции воткнутыми в бока.

– Слушай ты, вали отсюда, – говорил я, причесываясь.

– Что ты там чешешь, у тебя же волос почти не осталось от пьянок этих, ты же пропил их вместе с мозгами последними! – орала она.

– Слушай, Наташа, не беси меня! – говорил я терпеливо, и открывал пивко о край ванной.

– Не бесите его!!! – орала она, – нет, это же надо!

– А ну пошла отсюда!!! – орал я.

– Заткнитесь вы там, придурки! – орали соседи.

– Пошли вы, недоумки! – орал я.

– Ну все, тебе конец!!! – орал сосед.

И начинал ломиться в дверь. Наташа немножко визжала, выбегала на балкон и орала…

«Людидобрыепомогите Зелинскогодвадцатьтридробьдваквартирапять насубиваетсосед психскореевызывайте полициюа спаситеапомогите!!!!»

На что ей, поскольку все-таки был третий час ночи, кто-то лениво возражал из соседского дома:

– Да заткнись ты, сука!

– Кто, я?! – спрашивала эта сумасшедшая, которая переключалась мгновенно.

– Ты, – говорили откуда-то из темноты, хихикали, и умолкали.

Я, допив пиво, разбивал бутылку, брал в правую руку горлышко с очень – ОЧЕНЬ – неровными краями, и рывком правой распахивал дверь, за которой стоял сосед. Первое, что говорил этот испуганный мужчина:

– Давай выпьем!

– Иди на хер, – говорил я.

Не то, чтобы мне не хотелось выпить. Просто это был мой последний бастион. Я не пил ни с кем в этом доме, расположенном в Кишиневе по улице Зелинского. В одном из многочисленных городских гетто.

Так вот, в этом доме я ни с кем не пил. Из принципа. Остатки гордости, что ли. Опять же, тут если с кем выпьешь, примут за своего, а это финал. Я и так в тот год почти не писал, а если бы еще пил с алкоголиками Старой Ботаники – ну, район такой – то вообще бы помер. Хотя и так был близок к этому. По крайней мере, на кладбище собирался. Что очень волновало мою подружку, Наташу. Слава Богу, расписаны мы не были, хоть и собирались. Но я был слишком ослаблен для того, чтобы пойти с ней в загс, как она того хотела. Очень хотела.

– Ну что, ты довольна? – спрашивал я, выпроводив соседа.

– Что довела мужика до слез?! – спрашивал я, хлебнув еще пива.

– Нет волос, говоришь?! – это у меня было позднее зажигание, до меня начинали доходить ее оскорбления по поводу моей скудной на голове растительности, и мне становилось действительно обидно.

– Да, нет волос!!! – орала она.

– Ну тогда смотри, тварь ты этакая! – говорил я, и снимал штаны.

– Фу, застегнись! – кричала она.

– А чего фу, чего фу?! – орал я. – Я же в тебя это Сую!

– Никогда больше не сунешь! – орала она.

– И слава богу! – орал я.

– Вот зашибу золотишка на кладбище, издам пару книжек, и стану мировой звездой, Фитц… Фидж… Фитцдж… Скоттом короче! – орал я.

– Ты и так скот, – орала она.

– Ты даже не знаешь о каком Скотте я говорю, тупица! – орал я.

– Иди к черту и ты, и твои скоты! – орала она.

– Я пойду в зал мировой славы! – орал я. – А ты, ничтожество, умрешь как планктон!

– Да кому ты нужен со своими книжками! – орала она.

– Тебе уж точно нет!!! – орал я.

Глаз у меня подергивался, потому что пил я почти четыре месяца.

Вовсе не так, чтобы запоем, но каждый день. Это налагало определенные обязательства, согласны? Тем не менее, на работу я не торопился – с прошлой оставалось еще денежных запасов на год-полтора. И здоровьишка, не зря же я года два, – пока работал, – бегал по стадиону, да штанги тягал. Я всегда так делаю. Жирка накопишь и в берлогу. Бутылку посасывать, запасы организма растрачивать. Вместе с этой ненормальной, которая все время доставала меня своими «давай поженимся». Но я не хотел, потому что прекрасно видел, из-за чего она с ума сходит и дело лишь в этом. Наташа утверждала, что будет примерной супругой. С чего бы, милая, спрашивал ее все время я, ты же с половиной города переспала, и встреча со второй половиной не за горами. Ну, говорила она, если ты будешь мой, мне никто не будет нужен. Как же, говорил я. Таскаться – это как вирус. Которая таскалась при муже единожды, та будет таскаться до конца дней. Ну и кто ты после этого, спрашивала она, ведь трахал меня, еще когда я была замужем, именно ТЫ. Отвали, говорил я. Ах ты козел, говорила она, ты намекаешь на то, что я на передок слаба и потаскушка последняя? Заткнись, говорил я, я тебе прямо говорю, что ты слаба на передок и ты потаскушка последняя. Сам заткнись, говорила она. Урод, говорила она. О кей, говорил я. Допивал пиво, разбивал бутылку, брал ее за горлышко правой рукой, а Наташу за горлышко левой. Она вырывалась, бежала на балкон, и, пока я пытался разбить стекло, орала: