Ай да Пушкин, ай да, с… сын!
Шрифт:
Собственно, так и случилось…
— Думаешь, я родился таким? Грабителем, разбойником? — после нескольких хороших глотков оборванца ожидаемо потянуло к откровенности. Он по-хозяйски откинулся на спинку сидения, чуть приобнял кувшин. — Не-ет, господин хороший. Если хочешь знать, то разговариваешь сейчас с поручиком Дороховым Михаилом Викторовичем, награжденного за отчаянную храбрость золотым оружием.
На что Пушкин не удержался и удивленно присвистнул. Не раз слышал о таком отличии для тех, кто проявил особенную храбрость и самоотверженность. Наградное золотое оружие невероятно ценилось в военных кругах и давалось за исключительные заслуги, в чем не помогали ни богатство, ни родовитость.
— Вот шашка…
Из длинного свертка, который Пушкин до этого и не замечал, появилась сабля со сверкающим золотом эфесом. Несмотря на полумрак различалась хорошо выгравированная надпись «За храбрость».
— За штурм аула Гоцатль в малой Чечне дали. Первый в крепость ворвался, в сшибке дошел до порохового погреба и подорвал его, — прохрипел грабитель, с гордостью оглаживая золотой эфес. — Если бы от пороха не избавились, ни в жисть бы не взяли аул. Они хорошо укрепились…
Александр осторожно принял саблю, понимая, какую ценность для Дорохова она представляла. Тяжелая, длинное широкое лезвие, которое столько «попило» крови, что и представить сложно.
— Но как все это?! — Пушкин выразительно кивнул на лохмотья грабителя. Мол, каким же образом такой герой, дворянин оказался в этом весьма незавидном положении грабителя, разбойника. — Что же случилось?
Проговорил, и замолчал с предвкушение хорошей истории. А то, что сейчас она последует, не было никакого сомнения.
— Это около года назад случилось, — задумчиво начал бродяга, отхлебнув еще вина. Взгляд уткнулся куда-то в сторону, в стенку, и там завис. — Я как раз золотое оружие получил, и уже третий день товарищей поил. Из Тифлиса почти пять дюжин бутылок вина выписал. Тоже рейнского…
Снова приложился к кувшину, который, похоже, скоро совсем опустеет.
— Был у нас полку такой поручик Вельяминов. Дрянной человечишка, если честно. Поговаривали, что генерал-лейтенант Вельяминов, командующий войсками Кавказской линии, специально его сюда устроил, чтобы тот скорее золотое оружие и новый чин выслужил. Оттого поручика здесь так опекали, как никого другого. Чуть за речку в горы выйдет, ему сразу же благодарность. Шашкой два — три раза махнет, командир полка его золотым медальоном жалует. Словом, не за горами было и золотое оружие.
Пушкин хмыкнул. Обыкновенная история, как сотни и тысячи случаются чуть ли не каждый день. Как сказано у классиков, как не порадеть родному человеку.
— А тут, какая незадача, золотой шашкой меня за храбрость отметили. Вот Вельяминов с цепи и сорвался. Чуть вина выпьет хамить начинает, задирает. В тот день, вообще, особенно напился. Кое-как встал из-за стола и прилюдно объявил, что не заслужил я золотой шашки. Мол, ничего геройского не совершил, а получил награду за компанию.
— И? — Александр подался вперед, уже догадываясь, что случилось дальше. — Дуэль?
К его удивлению разбойник покачал головой.
— Дуэль была потом. В эту ночь я один ушел в горы. Молодой, дурной, хотел всем доказать…
Потянулся к кувшину, но тот уже опустел. Жалобно огляделся, но так и не найдя ничего похожего на новый кувшин, продолжил рассказ:
— Решил пробраться в горский аул и выкрасть одного из курбаши [предводитель отряда]. После такого никто бы и слова про мою храбрость не сказал. Вот с этой шашкой и пошел, — он с нежностью касался шашки, медленно обнажая лезвие. Видно, что немало для него значила. — Видно, меня, безголового дурня, господь пожалел, — печально улыбнулся при этом. — Без единого выстрела все чеченские
Рассказывал, а у самого глаза горели. Рука к шашке тянулась, пыталась привычным хватом за эфес ухватиться. Привычка, что лишь у опытных воинов заметна, когда всегда начеку стараешься быть.
— На второй день я такого человека приметил. Это был горец в возрасте, но еще не старик. Знаю я такую породу: шашкой может пол дня махать, на жеребца взлетит одним махом и сразу же вскачь понесется. Опасный противник, взять которого в плен немалая честь и почет, — Дорохов при рассказе, как-то собрался. Похоже, к самому главному подбирался. — Под вечер я пробрался в его дом и спрятался в одной из комнат. Когда же тот вошел, то набросился на него. Знатная получилась сшибка, еле-еле одолел. Думал, что вот-вот и он мне брюхо вспорет. С той встречи мне подарок на память остался.
Засучил рукав на правой руке, показывая страшный неровный шрам.
— Одолев курбаши, я не знал, с кем только что схватился. А как узнал, то похолодел весь, — рассказывая, грабитель скрипнул зубами, скривился. Значит, и впрямь, непростые воспоминания, получались. Его аж корежило при рассказе. — Оказывается, моим пленником стал не простой курбаши, обычный командир сотни воинов, а сам имам Шамиль, предводитель всех непокоренных горцев на Кавказской линии и наш наиглавнейший враг…
Случая исповедь, Пушкин с нескрываемым интересом присматривался к поручику. Не раз и не два ловил себя на мысли, что такой человек мог бы ему пригодиться. При его планах нужен будет расторопный и сообразительный помощник, на которого можно будет положиться, в том числе, в довольно щепетильных ситуациях. Едва не нутром чувствовал, что у него скоро появятся немало завистников, недоброжелателей и откровенных врагов. В одиночку с ними точно не справиться.
— … Когда же на своем горбу дотащил его до перевала, то отпустил, — мужчина вздохнул, опустив глаза. — Понял, что неправильно сделал. Влез в его дом ночью и напал, как разбойник. Не так нужно свою доблесть доказывать… А он взамен подарил свой дедовский кинжал, да к себе позвал. Сказал, что такому отчаянному храбрецу самое место подле него. Обещал осыпать золотом, целую княжну в жены и тысячу воином под мое начало.
У Александра аж в горле запершило от такого поворота. Выкрасть вражеского командующего и потом запросто его отпустить. Его же за поимку имама Шамиля, фанатичного врага Российской империи на Кавказе, на руках стали бы носить. Про награды и очередной чин и говорить было нечего. Самому императору бы доложили. В самом деле, русская душа, необъяснимая, до ужаса жестокая и в то же время бесконечно милосердная. И как такое могло в ней сочетаться? Огонь и вода, черное и белое.
— … Вернувшись в крепость, я вызвал Вельяминова на дуэль, на которой и зарубил его шашкой. После этого все и пошло под откос, — он махнул рукой, глаза откровенно заблестели. — Со службы отправили в отставку, считай, что выгнали. Грозились золотое оружие отобрать, да я не дал. Дома младший брат на дверь показал. Сказал, что родовое поместье ему завещано, а меня там никто не ждал. Кинул мне в зубы сто рублей и кивнул на дорогу… Вот такая моя исповедь, — голос дрогнул. — А теперь зови своих слуг. Я их немного пристукнул, должны уже очухаться. Пусть мне руки вяжут и везите в город. Устал я, как пес неприкаянный бегать. Покоя хочу, хоть и в кандалах.