Айсберг
Шрифт:
— Да, в общем, рассказывать нечего, — ответил Лилли. — Люди Рондхейма схватили меня, когда я пытался что-нибудь узнать на причале «Альбатроса». Я не успел ничего узнать, а меня уже отвезли в дом Рондхейма и бросили к этим джентльменам.
Питт сделал движение в сторону Лилли.
— Вы нехороши. Дайте-ка взгляну.
Лилли нетерпеливо отмахнулся.
— Выслушайте меня. Потом постарайтесь выбраться отсюда и позвать на помощь. Пока смерть от ран никому не грозит: Рондхейм позаботился об этом. Главная опасность — холод. Сейчас температура
— Об этом позаботился Рондхейм? Боюсь…
— А вы не бойтесь. Помедленней нажимайте на курок, майор Питт. Ясно, что бойня, которую вы видите, не следствие несчастного случая. Сразу после того, как ваш друг садист Рондхейм превратил вас в сырое мясо, нам всем дали сильную дозу нембутала, а потом он и его люди холодно и методично переломали нам все кости, какие ломаются при падении вертолета.
Питт смотрел на Лилли, но молча. Его сознание, потеряв равновесие, погрузилось в водоворот невероятного; он пытался найти какое-нибудь разумное объяснение обстоятельствам, которые невозможно объяснить. В своем теперешнем состоянии он готов был поверить всему, но слова Лилли были слишком чудовищны.
— Боже мой, не может быть. — Питт закрыл глаза и раздраженно покачал головой. — Это какой-то безумный кошмар.
— В его причинах ничего безумного нет, — заверил Лилли. — В безумии Келли и Рондхейма есть и метод, и последовательность.
— Откуда вы знаете?
— Я уверен… я последний, кому вкололи нембутал… и слышал, как Келли объяснял сэру Эрику Марксу, что вся эта нереальная трагедия просчитана компьютерами «Хермит лимитед».
— Но с какой целью? Зачем такая жестокость? Келли мог просто посадить нас в самолет и выбросить в океан: ни следа, ни шанса выжить.
— Компьютеры рассуждают бесстрастно и принимают во внимание только факты, — устало ответил Лилли. — Для своих правительств люди, сейчас страдающие вокруг нас, — влиятельные особы. Вы ведь были на приеме у Рондхейма. И слышали, как Келли объяснял, что они должны умереть: их смерть станет отвлекающим маневром, позволит выиграть время, заголовки будут во всех газетах, внимание мировых лидеров будет уведено в сторону и «Хермит лимитед» совершит свой переворот без международного вмешательства.
Питта сощурился.
— Но это не объясняет садистскую жестокость.
— Да, не объясняет, — согласился Лилли. — Однако в глазах Келли цель оправдывает средства. Исчезновение в море, несомненно, вводилось в компьютеры, но было отвергнуто ради более выгодного плана.
— Обнаружение тел в самое подходящее время.
— Да, что-то в этом роде, — медленно сказал Лилли. — Внимание мира к исчезновению в море через неделю или десяти дней поисков ослабело бы: ведь никто не может прожить так долго в ледяной воде Северной Атлантики.
— Конечно, — кивнул Питт. — Идеальный пример — исчезновение «Лакса».
— Точно.
— Келли сможет использовать время более длительных поисков. — Голос Питта звучал негромко, но уверенно. — Когда надежда начнет таять, он сможет подстроить случайное обнаружение исландцами места крушения и тел. И получит еще две недели, пока мир будет скорбеть, а главы правительств — произносить траурные речи на похоронах.
Учтены все возможности. Мы летели в северное поместье Рондхейма на ловлю лосося. Его группа, руководство «Хермит лимитед», должны были лететь следующим рейсом. Такую историю предъявили бы миру.
— А что помешало бы случайно обнаружить нас раньше? — спросила Тиди, осторожно вытирая кровь с разбитых губ Питта.
— Это совершенно очевидно, — сказал Питт, задумчиво осматривая окрестности. — Нас невозможно увидеть, если не стоять прямо над нами. Добавьте к этому, что нас, вероятно, выбросили в самой ненаселенной части Исландии, и вероятность случайного обнаружения становится бесконечно малой.
— Теперь вы видите всю картину, — сказал Лилли. — Вертолет следовало поместить в узкое ущелье и уничтожить, потому что организовать крушение с такой точностью невозможно. Место, которое нельзя обнаружить. Если вверху пролетит поисковый самолет, у него будет всего секунда, чтобы заметить обломки, — в лучшем случае это один шанс на миллион. Следующий шаг — разбросать вокруг тела. Потом две-три недели разложения, и самый опытный коронер признает, что одни жертвы погибли в крушении, другие — от холода и шока.
— И я единственный, кто может ходить? — хрипло спросил Питт.
Его сломанные ребра болели, как тысяча кровоподтеков, но взгляды, полные надежды, жалкий оптимизм в глазах людей, знающих, что смерть всего в нескольких шагах, заставляли его забыть о боли.
— Ходить могут несколько человек, — ответил Лилли. — Но у них сломаны руки, и им не подняться на верх ущелья.
— Тогда, вероятно, я избранный.
— Вы избранный, — чуть улыбнулся Лилли. — Единственное ваше утешение: Рондхейму противостоит человек, который крепче, чем полагают компьютеры.
Одобрение в глазах Лилли стало тем дополнительным толчком, в котором нуждался Питт. Он неуверенно встал и посмотрел на лежащую на земле неподвижную фигуру.
— Что вам повредил Рондхейм?
— У меня сломаны оба плеча и, думаю, таз.
Лилли говорил так спокойно, словно рассуждал о неровной поверхности Луны.
— Небось, жалеете, что не работаете в Сент-Луисе на отцовской пивоварне?
— На самом деле нет. Старик папаша никогда не верил в своего единственного сына. Если я… если, вернувшись, не застанете меня в живых, скажите ему…