Айвенго (с иллюстрациями)
Шрифт:
– Искуситель,- сказала Ревекка,- уйди прочь! Даже и в эту минуту ты не в силах ни на волос поколебать моё решение. Вокруг меня только враги, но тебя я считаю самым страшным из них. Уйди, ради бога!
Альберт Мальвуазен, встревоженный и обеспокоенный их слишком продолжительным разговором, подъехал в эту минуту, чтобы прервать беседу.
– Созналась она в своём преступлении,- спросил он у Буагильбера, - или всё ещё упорствует в отрицании?
– Именно, упорствует и отрекается,- сказал Буагильбер.
– В таком случае,благородный брат наш,- сказал Мальвуазен,-
Произнеся эти слова примирительным тоном, он протянул руку к уздечке его коня, как бы с намерением увести его обратно, на противоположный конец ристалища.
– Лицемерный негодяй! Как ты смеешь налагать руку на мои поводья?
– гневно воскликнул Буагильбер, оттолкнув Мальвуазена, и сам поскакал назад, к своему месту.
– Нет, у него ещё много страсти,- сказал Мальвуазен вполголоса Конраду Монт-Фитчету, - нужно только направить её как следует; она, как греческий огонь, сжигает всё, до чего ни коснётся.
Два часа просидели судьи перед ристалищем, тщетно ожидая появления заступника.
– Да оно и понятно,-говорил отшельник Тук,-потому что она еврейка. Клянусь моим орденом,жалко,право,что такая молодая и красивая девушка погибнет из-за того, что некому за неё подраться. Будь она хоть десять раз колдунья, да только христианской веры, моя дубинка отзвонила бы полдень на стальном шлеме свирепого храмовника.
Общее мнение склонялось к тому, что никто не вступится за еврейку, да ещё обвиняемую в колдовстве, и рыцари, подстрекаемые Мальвуазеном, начали перешёптываться, что пора бы объявить залог Ревекки проигранным. Но в эту минуту на поле показался рыцарь, скакавший во весь опор по направлению к арене… Сотни голосов закричали: «Заступник, заступник!» - и, невзирая на суеверный страх перед колдуньей, толпа громкими кликами приветствовала въезд рыцаря в ограду ристалища. Но, увидев его вблизи, зрители были разочарованы. Лошадь его, проскакавшая многие мили во весь дух,казалось падала от усталости, да и сам всадник, так отважно примчавшийся на арену, еле держался в седле от слабости, или от усталости, или от того и другого.
На требование герольда объявить своё имя, звание и цель своего прибытия рыцарь ответил смело и с готовностью:
– Я,добрый рыцарь дворянского рода,приехал оправдать мечом и копьём девицу Ревекку,дочь Исаака из Йорка,доказать,что приговор,против неё произнесённый, несправедлив и лишён основания,объявить сэра Бриана де Буагильбера предателем, убийцей и лжецом, в подтверждение чего готов сразиться с ним на сём ристалище и победить с помощью божьей, заступничеством богоматери и святого Георгия.
– Прежде всего,- сказал Мальвуазен,- приезжий обязан доказать, что он настоящий рыцарь и почётной фамилии. Наш орден не дозволяет своим защитникам выступать против безымянных людей.
– Моё имя,- сказал рыцарь,открывая забрало своего шлема,- более известно, чем твоё, Мальвуазен, да и род мой постарше твоего. Я Уилфред Айвенго.
– Я сейчас
– Вот как, надменный храмовник,- сказал Айвенго,- ты уже забыл, что дважды был сражён моим копьём? Вспомни ристалище в Акре, вспомни турнир в Ашби! Припомни, как ты похвалялся в столовом зале Ротервуда и выложил свою золотую цепь против моего креста с мощами в залог того, что будешь драться с Уилфредом Айвенго ради восстановления твоей потерянной чести. Клянусь моим крестом и святыней, что хранится в нём, если ты сию же минуту не сразишься со мной, я тебя обесславлю, как труса, при всех дворах Европы и в каждой прецептории твоего ордена!
Буагильбер в нерешительности взглянул на Ревекку, потом с яростью воскликнул, обращаясь к Айвенго:
– Саксонский пёс, бери своё копьё и готовься к смерти, которую сам на себя накликал!
– Дозволяет ли мне гроссмейстер участвовать в сём поединке?-сказал Айвенго.
– Не могу оспаривать твои права,- сказал гроссмейстер,- только спроси девицу,желает ли она признать тебя своим заступником. Желал бы и я, чтобы ты был в состоянии, более подходящем для сражения. Хотя ты всегда был врагом нашего ордена, я всё-таки хотел бы обойтись с тобой честно.
– Нет, пусть будет так, как есть,- сказал Айвенго,- ведь это- суд божий, его милости я и поручаю себя… Ревекка, - продолжал он, подъехав к месту, где она сидела, - признаешь ли ты меня своим заступником?
– Признаю,- отвечала она с таким волнением, какого не возбуждал в ней и страх смерти.- Признаю,что ты защитник, посланный мне провидением. Однако ж, нет, нет!Твои раны ещё не зажили. Не бейся с этим надменным человеком. Зачем же и тебе погибать?
Но Айвенго уж поскакал на своё место,опустил забрало и взялся за копьё. То же сделал и Буагильбер.Его оруженосец,застёгивая забрало шлема у храмовника, заметил, что лицо Буагильбера, которое всё утро оставалось пепельно-бледным, несмотря на множество разных страстей, буревавших его,теперь вдруг покрылось багровым румянцем.
Когда оба бойца встали на места,герольд громким голосом трижды провозгласил:
– Исполняйте свой долг, доблестные рыцари!
После третьего раза он отошёл к ограде и ещё раз провозгласил,чтобы никто, под страхом немедленной смерти, не дерзнул ни словом, ни движением препятствовать или вмешиваться в этот честный поединок. Гроссмейстер, всё время державший в руке перчатку Ревекки, наконец бросил её на ристалище и произнёс роковое слово:
– Начинайте!
Зазвучали трубы, и рыцари понеслись друг на друга во весь опор. Как все и ожидали, измученная лошадь Айвенго и сам ослабевший всадник упали, не выдержав удара меткого копья храмовника и напора его могучего коня. Все предвидели такой исход состязания. Но несмотря на то, что копьё Уилфреда едва коснулось щита его противника, к общему удивлению всех присутствующих, Буагильбер покачнулся в седле, потерял стремена и упал на арену.