Азбука для побежденных
Шрифт:
— То есть вы уже давно стали миллионами, верно?
— Ну а то. Только не миллионами, — поправила тётя Мирра. — Мириадами. Мы давным-давно потеряли себе счет.
— Ясно, — кивнула Аполлинария. — Скажите, а там правда есть поле, на котором растут цветы?
Тётя Мирра засмеялась.
— Да, девочка, можно и так сказать, — ответила она. — Поле… бескрайнее поле, море травы, в которой вспыхивают, как огоньки, живые цветы. Огненные цветы в бескрайней степи. Ты услышала мой ответ?
Аполлинария молча кивнула.
—
— Да, — эхом откликнулись тётя Мирра и бабуля Мелания.
И… старухи, сидевшие перед ней на лавке, начали вдруг таять, словно были призраками; они становились всё прозрачнее и прозрачнее, с каждой секундой очертания их делались тоньше, эфемернее, и воздушнее, и вот, наконец, лавочка опустела, на ней больше никого не было.
Манжеты на платье Аполлинарии вдруг словно бы вспыхнули, осветились золотым светом, и край воротничка, который сама Аполлинария могла видеть, вспыхнул тоже. Золотое сияние пробежало по ним, и пропало.
— Ах, вот как, — покачала головой Аполлинария. — Ну, что же. Значит, так тому и быть, и вы теперь навечно со мною. Хорошо. Я готова. Мне пора идти к друзьям.
В кафе она пришла самой первой, никого из друзей ещё не было. Навстречу Аполлинарии вышла официантка, и Аполлинария с удивлением увидела, что официантка переоделась — вместо привычного чёрного платья и белого фартука на ней был темно-синий брючный костюм облегающего кроя, больше всего напоминавший военную форму. Или не военную? Этого Аполлинария не смогла для себя определить. Выглядела официантка тоже как-то непривычно, словно черты лица её изменились, неуловимо, непонятно, но…
— Это точно вы? — спросила Аполлинария вместо приветствия. — Или вы уже кто-то другой?
— Давайте считать, что я теперь кто-то другой, и этот другой является производной от прежнего облика, к которому вы привыкли, — ответила бывшая официантка. — Собственно, вы, сударыня, тоже теперь кто-то другой. Вы не заметили?
— Нет, — помотала головой Аполлинария. — Правда?
— Давайте войдем в кафе, — предложила официантка. — Там есть зеркало. А заодно я налью вам чашечку кофе…
— Лучше чаю, — попросила Аполлинария. — Я бы хотела запомнить вкус, он мне очень нравится.
— Можно и чаю, — согласилась официантка. — Идёмте.
…Зеркало за стойкой было старое, мутное, но Аполлинария, едва взглянув на себя, поняла, что официантка права. Раньше в зеркалах Аполлинария отражалась, как молодая девушка, не полная и не худая, с лицом симпатичным, но несколько невнятным, словно это была заготовка, которой предстоит обрести впоследствии истинный облик. А сейчас — облик был уже обретен, и теперь Аполлинария видела в мутном зеркале молодую красивую женщину со строгим, точеным лицом, гладкими волосами медового оттенка, одетую в золотистое платье с лиловым отблеском.
— Неужели
— Вы менялись всё это время, — покачала головой официантка. — Просто не замечали этого, потому что были слишком сильно заняты другими вопросами. Вот ваш чай, сударыня. Именно такой, как вы хотели.
Женщина в зеркале взяла запотевший высокий стакан, и отпила глоток. Да, чай был превосходен. И, пожалуй, теперь только этот чай и связывал Аполлинарию с тем, чем она была раньше.
— Знаете, а я ведь умерла, — с усмешкой сказала она официантке. — Странно, правда?
— Можно, я внесу ясность в этот вопрос? — официантка присела на высокий стул у барной стойки. — У вас было несколько видений, в которых вы представали перед собой в виде старой женщины, которая совершила некий поступок, из-за которого рассталась в результате с жизнью. Всё так?
Аполлинария кивнула.
— Этой женщины никогда не существовало, — спокойно сказала официантка. — Вы всегда были тем, кем вы являетесь сейчас.
— Но я же помню, как я убегала от безглазых, пряталась, спасала себя, и в результате оказалась в Городе, — возразила Аполлинария.
— Конечно, вы это помните, ведь Городу нужно было как-то обосновать ваше появление, в первую очередь для вас же самой, — официантка пожала плечами. — И не только обосновать, но и подарить вам зерно сомнения. А потом посмотреть, как вы им распорядитесь. Ваша ложная память — это ещё одна этическая задача, которую вам предстояло тогда решить. И вы её решили, причем блестяще.
— Так уж и блестяще, — покачала головой Аполлинария.
— Именно блестяще, — твердо сказала официантка. — Поэтому вам и уготована особая судьба. Не такая, как у других.
— Другие, подобные мне, решают её иначе? — удивилась Аполлинария.
— Конечно, — заверила официантка. — Кто-то порывается мстить обидчикам, кто-то хочет вернуть разрушенную жизнь, пытаясь найти дорогу из Города в несуществующую реальность, кто-то ищет причину происшедшего, и не находит, потому что причины на самом деле нет.
— Небо, — вдруг вспомнила Аполлинария. — Небо, и ненастоящие звезды…
— В вашей воле дать кому-нибудь знание о настоящем небе, — пожала плечами официантка. — На ваше усмотрение.
— Всем, — решительно сказала Аполлинария. — Всем, кто со мною связан. Пусть у них будет это знание, и пусть они распорядятся им, как угодно.
— Воля ваша. Сударыня, вы боитесь? — внезапно спросила официантка.
— Немного, — призналась Аполлинария. — Кажется, боится только та моя часть, которая умела это делать. Я не могу ответить на ваш вопрос. Это плохо?
— Нет, почему же, — официантка улыбнулась.
— Скажите, а вы теперь юноша или девушка? — решилась, наконец, Аполлинария. — Ваше лицо, оно… как бы сказать…