Азбука
Шрифт:
Я не скрывал своей симпатии к Макдоналду и даже как-то раз побывал в его квартире-редакции. В «политикс» и «Партизан ревью» я читал статьи Николы Кьяромонте, вернувшегося в Европу вскоре после окончания войны, и они мне очень нравились, хоть я и не знал точно, кто это такой. Эссе Симоны Вейль «Илиада, или Поэма о силе» было первым прочитанным мною текстом этой женщины-философа. Вообще говоря, благодаря этим журналам я неплохо и достаточно всесторонне пополнял свои знания.
Однако Макдоналд разочаровался в редакторской деятельности, и в 1949 году «политикс» перестал выходить. В дальнейшем Дуайт много лет подряд писал в «Ньюйоркере» [333] — прежде всего о фильмах — и прослыл грозой массовой культуры. Антисоветские взгляды сближали его с NCL, то есть «Некоммунистическими левыми», и Комитетом за свободу культуры Сидни Хука [334] . Он даже должен был стать редактором лондонского
333
«Ньюйоркер» (англ. «The New Yorker») — один из самых влиятельных американских литературных еженедельников.
334
Сидни Хук — см. статью «Хук, Сидни».
В старости, в шестидесятые годы, Макдоналд с энтузиазмом бросился в вихрь революции кампусов и акций против войны во Вьетнаме, что идеально соответствовало его постоянной склонности к анархизму и пацифизму.
В последний раз я долго беседовал с ним в Милане, куда приехал из Парижа в 1955 году на семинар, организованный Конгрессом за свободу культуры. Это о нем я написал в стихотворении:
Долго ходили мы ночью по Пьяцца дель Дуомо. [335]335
«Долго ходили мы ночью по Пьяцца дель Дуомо» — цитата из стихотворения Ч. Милоша «В Милане» из сборника «Король Попель и другие стихи» (1962).
Можно отослать интересующихся к ее книгам — очень автобиографичным, способным многое рассказать об Америке того времени, о католическом воспитании Мэри и ее бунте, об интеллектуальном Нью-Йорке и писательско-художнической колонии на Кейп-Коде. В 1955 году мы вместе были на семинаре в Милане, а потом проводили каникулы в Бокка-ди-Магра, где она писала свой роман «The Group». Кое-что связывало ее с Польшей. Она не ценила Гомбровича и проголосовала против него в каком-то международном жюри, но при этом дружила с Константы Еленским. Ей была знакома литературная среда в Варшаве, где ее последний муж, Джеймс Уэст, некоторое время был советником американского посольства. Наверное, благодаря этому ее сын от первого брака Руэл Уилсон решил изучать полонистику и стал моим студентом. Их квартира на рю де Ренн всегда была открыта для польских литераторов. Один раз я даже снимал ее, пока Мэри была в Америке. В политическом отношении Мэри была близка к Дуайту Макдоналду, в самых общих чертах ее можно назвать The Non-Communist-Left. Как и Дуайт, в старости она выступала против войны во Вьетнаме.
Она была красивой женщиной, но ее побаивались из-за репутации сердцеедки. У нее был ирландский тип красоты: очень светлая кожа, голубые глаза и черные волосы. Я уважал Мэри за ее прозу — земную, методичную, опирающуюся на факты, не поддающуюся модернистским соблазнам. Побаивались ее и как писательницу, поскольку она выводила в своих романах знакомых и любовников. Знаменитый иск о клевете подала против нее прокоммунистическая литераторша Лилиан Хеллман, о воспоминаниях которой Мэри написала, что в них лгут даже запятые.
Я познакомился с ним в Эльзасе, в Миттельбергхайме, осенью 1951 года, когда он приехал из Израиля на проходившую там конференцию.
Марголин был родом из Пинска. Поскольку он принадлежал к тамошней интеллигенции, его родным языком был русский, а не идиш. В молодости он стал сионистом, а затем халуцем и эмигрировал в Палестину. Летом 1939 года приехал в Пинск, чтобы навестить родных, и там его застала война. Несмотря на все ходатайства и документы, подтверждавшие, что он житель Палестины, вернуться туда ему не удалось. Его арестовали и сослали в воркутинские лагеря, где он провел несколько лет. Наконец, после освобождения он снова оказался в Палестине и там написал по-русски страшную книгу, переведенную затем на французский. Картины его первого дня в краю лагерей по-прежнему так же живо встают передо мной, как во время первого прочтения в 1951 году, когда я получил от него книгу с дарственной надписью.
Это была короткая и очень дружественная встреча. Спустя много лет я познакомился в Сан-Франциско с его сыном, известным адвокатом, который учился сначала в Израиле, а затем в Соединенных Штатах, где и поселился. К тому времени Юлиуш Марголин уже умер.
Вот я беру с полки один из пятнадцати томов сочинений Жака и Раисы Маритен. Для меня это великие имена, но для скольких еще живущих на земле?
Перед Первой мировой войной Жак Маритен изучал философию в Сорбонне и попал на лекции Бергсона, что сыграло
Брак с Раисой, еврейкой из России, обратившейся в католичество, обернулся продолжавшимися всю жизнь трудами двух мыслителей на благо Церкви. Быть может, когда-нибудь их даже канонизируют.
Не думаю, что я соберусь возобновить знакомство с книгами Маритена, хотя его попытка воскресить томизм, кажется, удалась. Он и Раиса много писали, в том числе о поэзии, и в межвоенном двадцатилетии литературно-художественные круги читали их произведения. К этому примешивается и политика. Святой Фома Аквинский был любимым философом католических тоталистов, то есть тех, кто противопоставлял корпоративное государство (Муссолини, Салазар) мерзостям либеральной демократии и большевизма. В Польше имя святого Фомы часто использовалось в статьях, одобрявших насилие в политике. Маритен не вдавался в политическую полемику (как и другой неотомист, историк Средних веков Этьен Жильсон [336] ), но его трактаты, показывавшие актуальность Аквината в двадцатом веке, никак не способствовали развитию моды на крайние средства. Кроме того, он определенно высказался против сотрудничества с Гитлером в своей книге «Дорогами поражения».
336
Этьен Жильсон (1884–1978) — выдающийся французский философ, один из создателей неотомизма, медиевист, директор Папского института средневековых исследований в Торонто.
Небольшая группа польских католиков, связанная с журналом «Вербум» и центром для слепых детей в Лясках [337] , ссылалась на Маритена в борьбе с националистически настроенным большинством духовенства, тратившим много энергии на антисемитскую пропаганду. По приглашению «Вербума» Маритен посетил Варшаву — не знаю, один или с Раисой. В Польше его влияние на ум одного человека из среды «Вербума» принес долгосрочные эффекты: Ежи Турович будет редактировать «Тыгодник повшехный» в духе трудов Маритена.
337
Ляски — поселок близ Варшавы, где расположен основанный в начале XX в. школьно-воспитательный центр сестер францисканок — служительниц Креста для слепых детей. Долгое время центр был важным местом встреч польских творческих кругов, с ним связаны многие видные представители католической интеллигенции.
В Польше Маритена читали и в других узких кругах. Это были молодые литераторы, например самый способный из них, критик Людвик Фриде [338] , погибший во время войны. Лично я обязан Маритену (как и Оскару Милошу) своим недоверием к «чистой поэзии». Так называемая современность велела выбрасывать из стихов всё относящееся к «прозе» и оставлять лишь лирический экстракт. В теории живописи Авангарду соответствовала Чистая форма Виткация. Между тем Маритен приводит слова Боккаччо, который в комментарии к Данте сказал: «Поэзия есть богословие». По мнению Маритена, поэзия — это скорее онтология, то есть знание о бытии. Во всяком случае, она не может заменить собой религию и стать предметом идолопоклонства. Религиозная литература, которую я в то время читал, не слишком помогала мне разобраться в себе, но отведение поэту скромного места вопреки попыткам провозгласить его «жрецом искусства» (которые Авангард продолжал под другим названием) следует признать полезной идеей.
338
Людвик Фриде (1912–1942) — поэт и литературный критик.
Одержал ли Маритен победу? Удалось ли ему возродить мысль святого Фомы? Слишком мало времени прошло, чтобы ответить на этот вопрос. Сегодня даже духовные семинарии вошли в сферу влияния Ницше и Хайдеггера. Очень трудно читать тонкие «distinguo» [339] средневекового мудреца, даже пропущенные сквозь фильтр его способного ученика. Не знаю, много ли почерпнул из томизма мой покойный друг Томас Мертон [340] (Маритен был у него в Гефсиманском монастыре в Кентукки). Мертон выражал приверженность другому средневековому мыслителю, Дунсу Скоту.
339
Distinguo — разделять, различать (лат.). Здесь: разграничения.
340
Томас Мертон (1915–1968) — американский монах-траппист, поэт, богослов, преподаватель, публицист. Черпал как из христианской, так и из дзен-буддийской духовной традиции.