Азенкур

Корнуэлл Бернард

— А что за святой Кредан? — спросил Хук.

— Саксонец. Норманны, придя в Англию, решили, что Кредану не место среди святых — он ведь был простым саксонцем-крестьянином, как ты, Хук. И хотели сжечь его кости. А те обратились в золото. Сэр Джон его любит, уж не знаю почему. — Священник наморщил лоб. — Он не так прост, как обычно прикидывается.

— Он добрый, — вставил Хук.

— Может, и добрый, — согласился отец Кристофер, — только гляди, чтоб он от тебя этого не слышал.

— Вы поправляетесь, святой отец.

—

Да, благодарение Богу и твоей женщине, Хук. — Священник взял Мелисанду за руку. — Пора тебе стать благородным человеком и на ней жениться.

— Он и так благороден, — отозвалась Мелисанда.

— Значит, пора делать его семейным, — улыбнулся отец Кристофер. Мелисанда взглянула на Хука и через мгновение кивнула. — Может, для того меня Господь и сберег. Надо вас повенчать еще до отплытия из Франции.

Судя по всему, отплывать из Франции предстояло скоро. Гарфлёр оставался непокоренным, английскую армию косила болезнь, время двигалось неумолимо. На дворе стоял уже сентябрь. Неделя-другая — и придут осенние дожди с холодами, урожай благополучно ссыплют в хранилища за крепостной стеной, и пора военных кампаний закончится. Времени оставалось все меньше.

Война, начатая Англией, грозила завершиться крахом.

* * *

В тот вечер Томас Эвелголд бросил Хуку огромный мешок. Ник отпрянул, чтобы не расплющило тяжестью, однако мешок оказался на удивление легким и лишь упруго отскочил, ударившись о плечо.

— Пакля, — пояснил Эвелголд.

— Пакля?

— Для зажигательных стрел. По пучку стрел каждому лучнику. Сэр Джон велел все приготовить к полуночи, а перед рассветом ждать в траншее. Белли уже варит смолу. — Управляющий сэра Джона Эндрю Белчер, прозванный Белли, начальствовал над кухонной челядью и погонщиками. — Зажигательные стрелы когда-нибудь делал?

— Нет, — признался Хук.

— Берешь стрелу с широким наконечником, привязываешь к головке горсть пакли, окунаешь в смолу и стреляешь навесом. Две дюжины на залп.

Эвелголд двинулся к остальным отрядам, а Хук принялся вытаскивать обмотку для стрел — в мешке оказались лохмотья немытой овечьей шерсти.

Ник разложил шерсть на семнадцать кучек, потом каждый из его лучников разделил свою долю на двадцать четыре клочка, по одному на стрелу. Шерсть приматывали к наконечникам кусками тетивы, выданными Хуком, а потом, выстроившись у котла Белли, окунали паклю в кипящую смолу и приставляли стрелы к пням или бочкам, чтобы вязкая смола затвердела.

— А что будет на рассвете? — спросил Хук у Эвелголда.

— Французы надрали нам задницу. Завтра наша очередь, — мрачно пожал плечами тот, словно не ожидая от вылазки ничего хорошего. — У тебя сегодня кто-нибудь умер?

— Коббет и Флетч. И Мэтсон долго не протянет.

Эвелголд выругался.

— Хороший лучник, а ради чего гибнет? — Сентенар плюнул в сторону костра и добавил: — Когда смола высохнет,

надо взбить шерсть, чтобы легче загоралась.

Всю ночь в лагере царила суета. К передней траншее, ближайшей к барбакану, таскали огромные вязанки дров, при виде которых становилось понятно, что замышляется на рассвете: барбакан окружала канава с водой, и при атаке ее надо было чем-то заполнить.

Латникам сэра Джона приказали надеть полные доспехи. Из тридцати латников, отплывших из Саутгемптонской гавани в тот день, когда над флотом пронеслись лебеди в знак удачи, теперь в дело годились лишь девятнадцать. Шестеро умерли, остальных пятерых одолевали рвота, понос и лихорадка. Оставшимся в строю латникам помогали облачаться пажи и оруженосцы, которые пряжками пристегивали латы к кожаным поддоспешникам, натертым жиром — так металл ложился удобнее и двигался легче. Поверх налатников затягивали пояс для меча, хотя многие шли в атаку с алебардами или короткими копьями. Священник сэра Уильяма Портера выслушивал исповеди и раздавал благословение.

Сэр Уильям приходился сэру Джону ближайшим другом и боевым побратимом. Они всегда дрались рука об руку, когда-то поклявшись защищать друг друга, при необходимости выкупать побратима из плена и в случае его гибели заботиться о вдове. Тонколицый и светлоглазый сэр Уильям, скорее походивший на ученого мужа, чем на воина, в доспехах выглядел неловко, словно природа предназначила его для библиотек или залов суда, а не для битв. Однако в мужестве человека, избранного в боевые соратники сэром Джоном, сомневаться не приходилось. Поправив шлем, он откинул забрало и коротко кивнул лучникам.

Те уже стояли наготове, в доспехах и с оружием. Большинство, как Хук, были одеты в короткую кольчугу на подкладке, укрепленную стальными пластинами. Вместо шлема кое-кто предпочел кольчужный капюшон с оплечьем. Левую руку от ударов тетивы защищал наруч, на поясе висел меч, из трех сумок со стрелами в двух были зажигательные и в одной — простые. Вместо привычной алебарды некоторые прихватили боевой топор. На накидках у всех — будь ты лорд, рыцарь, латник или стрелок — красовался крест святого Георгия.

— Бог вам в помощь! — напутствовал сэр Уильям лучников, которые в ответ пробормотали положенную благодарность.

— И дьявол раздери французов! — присоединился к напутствию сэр Джон, воодушевленный в преддверии настоящего дела. — Много труда не потребуется! Всего-то — отобрать у выродков барбакан! К завтраку обернемся!

Выданный Мелисандой ломоть хлеба с куском копченой грудинки Хук сжевал по пути к передовым укреплениям. Рассвет еще не брезжил, прохладный ветер доносил с востока запах соленых топей, заглушающий густую вонь мертвых тел. Шуршали при ходьбе стрелы в мешках, у осадных окопов и на защитных укреплениях Гарфлёра, где гарнизон, как обычно, восстанавливал разрушенное за день, горели костры.