Азиатская модель управления: Удачи и провалы самого динамичного региона в мире
Шрифт:
При сравнении с обычным европейским замком или старинной усадьбой дом Ито, на первый взгляд, менее агрессивно заявляет о значимости его обитателей. Традиционный «садик для прогулок», кладовая риса (с именным хокку), чайные павильоны и жилые комнаты, выходящие на декоративный проточный водоем, заполненный карпами, на умиротворяюще журчащий каскад и изысканно ухоженный, огороженный сад – все это похоже на эстетику более возвышенного помещичьего стиля. Как можно, обладая столь утонченным вкусом, притеснять кого-либо? Однако при осмотре дома многое проясняется: мы видим там гостиные с различным уровнем роскоши
На семейство Ито работали около 80 посредников-управляющих – банто, надзиравших за арендаторами. Подобно крупным землевладельцам сегодняшней Юго-Восточной Азии, тогдашние землевладельцы никогда не вели дел со своими арендаторами напрямую, и какие-либо просьбы типа снижения арендной платы передавались вверх по иерархической цепочке. Красота этого жилища захватывает воображение, но в нем начисто отсутствует мягкость человеческих отношений. Дом Ито, построенный около 1885 г. на доходы семьи от постоянно расширявшегося числа арендаторов, фактически представляет собой памятник упадку сельскохозяйственного рынка; упадку, медленно задушившему либеральную, реформистскую Японию и проложившему дорогу для военной диктатуры в стране. В результате земельная реформа, направленная на создание семейных хозяйств, рухнула на полпути.
Тон задают китайские коммунисты
Семейство Ито потеряет свои владения вместе с домом в 1946 г., когда в Японии будет проведена более последовательная революция в аграрной сфере. Однако еще раньше китайские коммунисты начали претендовать на ведущую роль в реформе сельского хозяйства Азии. Если в начале XX в. фермеры в Японии вновь столкнулись с лишениями, от которых их временно избавили реформы Мэйдзи, то в Китае рядовые крестьяне на протяжении веков не знали ничего, кроме жесточайших страданий.
В 1920-х гг., когда 85 % населения Китая жило в сельской местности, продолжительность жизни селянина составляла 20–25 лет. Три четверти фермерских семей имели участки менее гектара, в то время как примерно одной десятой части населения принадлежало 70 % обрабатываемых земель. Как и в Японии, здесь было мало действительно крупных землевладельцев, но значительное неравенство в распределении земли и достаточная численность населения создавали основу для стимулирования арендаторства с высокими ставками на грабительских условиях, что приводило к застою сельхозпроизводства. Дэн Вэньмин, отец будущего китайского лидера Дэн Сяопина, был весьма типичным землевладельцем для своего времени, владея 10 га земли в селе Пайфан захолустного уезда Гуанъань провинции Сычуань. Он занимал 22-комнатный дом на окраине деревни и сдавал в аренду две трети своих полей. Дэн Вэньмин, как и многие другие землевладельцы, не обладал несметными богатствами, но ему принадлежало столько земли, сколько обычно имелось у шести-семи семей среднего достатка {40} .
40
Данные по ожидаемой продолжительности жизни взяты из: Louis G. Put- terman, Continuity and Change in China's Rural Development (New York: Oxford University Press, 1993), p. 9. Данные по землевладению взяты из: Carl Riskin, China's Political Economy (Oxford: Oxford University Press, 1987)
Р. Х. Тони, британский историк экономики, после визита в Китай в конце 1920-х гг. так написал о ненадежности китайского сельского хозяйства: «Там есть районы, где положение сельского населения можно сравнить с человеком, постоянно стоящим по шею в воде, так что даже ряби достаточно, чтобы его утопить. ‹…› Высокопоставленный китайский чиновник констатировал, что в начале 1931 г. в провинции Шаньси за несколько лет три миллиона человек умерли от голода, а нищета достигла такого уровня, что 400 000 женщин и детей перепродавались из рук в руки» {41} .
41
R. H. Tawney, Land and Labour and China (London: George Allen & Unwin, 1932; reprinted Boston, MA: Beacon Press, 1966), p. 66.
Уильям Хинтон, американский писатель-марксист, проводивший исследования в 1940-х гг., составил с точки зрения как стороннего наблюдателя, так и непосредственного свидетеля классическое описание жизни в деревне, которая также находилась в провинции Шаньси. Хинтон писал о том, что обыденным делом стали смерти от истощения во время ежегодного «весеннего голода», когда кончались запасы пищи. Писал он и о рабстве (в основном девочек), насилии помещиков и бытовом насилии, ростовщичестве, местных мафиозных тайных обществах и прочих многообразных проявлениях жестокости, которая была свойственна повседневной деревенской жизни. Один из самых поразительных ее аспектов – это внимание, уделявшееся испражнениям, главному виду удобрений. Дети и старики постоянно прочесывали места общего пользования в поисках помета животных. Землевладельцы требовали, чтобы их поденные работники испражнялись только в уборных своих хозяев; предпочтение отдавалось работникам из других деревень, поскольку те не могли воспользоваться собственным домашним туалетом {42} .
42
Hinton, Fanshen, chapter 1.
Хинтон назвал свою книгу Fanshen, что означает «перевернуть тело». Коммунистическая партия Китая (КПК) и фермеры стали использовать термин применительно к результатам земельной реформы, и он стал метафорой революции в жизни человека. В конце 1920-х гг. КПК начала экспроприировать отдельных землевладельцев и перераспределять земли в контролируемых ею районах. Эта политика под лозунгом «землю – крестьянам» распространилась в базовом районе коммунистов в провинции Цзянси на юге Китая. Но когда в 1937 г. разразилась полномасштабная война с Японией, КПК отказалась от принудительного перераспределения земель, потребовав взамен от землевладельцев так называемого «двойного снижения» – арендной платы и процента по займам. Новая политика была данью слияния в «единый фронт» с партией Гоминьдан под руководством Чан Кайши, которая тоже рассчитывала на политическую поддержку многих землевладельцев.
Конец ознакомительного фрагмента.