Б/У или любовь сумасшедших

Трифонова Ольга

В аптеке «Элизабет» возле станции метро «Крумме ланка» розоволицая седовласая продавщица с некоторой заминкой, как говорят на Родине, «отпустила» упаковку транквилизатора, и, проспав младенчески ночь, рассчитавшись с хозяйкой, которая лепетала: «Мой фатер вчера напугал вас, он потерял зрение на Восточном фронте, но научился хорошо ориентироваться в доме…» — Ирина взяла такси до Тегеля.

Рейсы на Лондон уходили каждые два часа, и она, сдав ковровый саквояж, отправилась к Володе.

Он сидел в кресле в войлочных белых, детских каких-то сапожках.

— Ай, как хорошо,

что вы пришли! — Его мягкое лицо осветилось ей навстречу, — у вас какой-то особо решительный вид.

— Я уезжаю в Лондон.

— Чудный народ. Но вы вернетесь?

— Не знаю.

— Не знаете… Это жаль… А может, вам лучше поехать в Париж, или вот что… поезжайте в Ламбалль. Там у моего друга замок. Всегда пустует. Бретань — замечательное место. Люди нелюбопытны, морской воздух… Я дам вам телефон… нет, я позвоню ему в Париж и предупрежу… Погуляйте по Лондону и — в Ламбалль. Много прогулок, купание, хотя я терпеть не мог эти купания в холодных морях… я люблю солнце… странно, Андрей Бугаев ненавидел солнце и умер от солнечного удара… — Он окутывал ее бормотанием, усталым взглядом и еще чем-то, что успокоило больше, чем транквилизаторы.

Потом они пили чай, и Владимир вспомнил, как привез Асе Тургеневой любовное письмо Белого.

Он был сумасшедший. Просто сумасшедший.

Потом пришла сухопарая длинноногая дама, Владимир назвал ее графиней такой-то. Дама умильно заглядывала ему в глаза и с придыханием спрашивала о самочувствии.

— О, не беспокойтесь. С меня достаточно. Я прожил долгую жизнь…

Он сказал это так просто и спокойно, что Ирина поняла, что и жизнью можно насытиться так же, как затянувшимся обедом. Она ушла, унося адрес неведомого замка, расположенного в четырнадцати километрах от неведомого городка Ламбалль.

Раунд-трип сработал. Ей что-то пришлось доплатить, потом посидеть в нужной «Эрии», потом сесть в самолет с листочком клевера, нарисованным на борту, потом в автобусе доехать до станции «Черринг-кросс», потом еще одним автобусом до станции «Люишем». Исполнилась мечта детства — она ехала на втором этаже. Это медленное движение в сумерках, это парение над незнакомым городом вновь вернули ей остропечальное ощущение несбывшихся радостей. Разве для нее — затравленной и почти старой — был этот город, эта пустошь с «купами деревьев, разбросанных в живописном беспорядке»?

Через день, поселившись в доме мистера Вуда, она узнала, что поле называется Блэк-Хис, что в семнадцатом веке во время Великой Чумы здесь хоронили умерших. На другом конце пустоши находилась знаменитая Гринвичская обсерватория; она съездила туда на велосипеде и постояла, расставив ноги, над медной полоской Гринвичского меридиана.

«Пожалуй, эта нелепая поза — для меня наиболее естественна, — подумала тогда, — одна нога на Западе, другая — на Востоке, то есть я нахожусь НИГДЕ, вернее, не нахожусь нигде».

Ирина стала привыкать к этому городу. После жутковатого богатства Америки, непонятности системы ее координат, а также системы мер и весов, после респектабельности и отлаженно-сти всех механизмов Западного Берлина, Лондон казался понятнее. Непонятны были люди. Полная отчужденность и тут же

готовность прийти на помощь, улыбнуться, пошутить. Но — никакой инициативы к сближению. Непонятен был и мистер Вуд со своей огромной библиотекой и рационально-скудными завтраками и обедами. Ужин в этом доме был отменен, и Ирина вечерами тайком грызла в постели крекеры, купленные в магазине под названием «Пехота и моряки». Это название сохранилось со Второй мировой, когда магазин был открыт для солдат. Теперь же в нем продавали фарфор, одежду, спортивные товары, игрушки, холодильники, еду — ничего для сухопутных и военно-морских сил, но назывался он «Army and Navy».

Она прятала пустые пакеты из-под крекеров под матрац, а утром уносила в сумке, чтобы выбросить на улице в урну. Мистер Вуд был дьявольски наблюдателен, это она поняла сразу, но и она была наблюдательна. Она заметила, что с какого-то момента он переменился. Стал суше, а его голубые эмалевые глаза еще эмалевее.

Как-то, убирая квартиру, обратила внимание на то, что он теперь запирает дверь своего кабинета. Однажды, словно невзначай, спросил, знает ли она русского писателя Тургенева.

— Нет, — коротко ответила Ирина.

— Но ведь ваши предки были славяне, судя по вашему акценту.

— Венгры.

— А… Тургенев — очень хороший писатель. Можете взять. В гостиной у меня целая полка русских писателей.

«Они что, помешались на Тургенева? Тот, контуженный, в Чеппел-Хилле тоже любил Тургенева. А может, «Муму» — шифровальная книга для всех западных разведок? Этакая Библия для шпиона. Было бы забавно».

Мистер Вуд почти перестал ходить на работу в свою лабораторию, где изучали вирус СПИДа, сидел, запершись в кабинете, и однажды, проснувшись от голода, она побрела в ванную, где у нее была заначка в виде шоколадных батончиков «Марс», и увидела свет под дверью кабинета.

Она подумала, что мистер Вуд забыл погасить лампу, толкнула дверь, увидела лысину мистера Вуда, освещенную голубым светом, а на мониторе — знакомая картинка — толстая врачиха, раскинув в стороны огромные груди и закатив глаза, колышется под ритмичным напором Раскурова.

Ирина застыла. Потом врачиха пересчитывала на столе какие-то медицинские пакетики, рядом крутился боксер, врачиха, кажется, ее звали Тая, отогнала собаку, засмеялась, топнула ногой, полы халата разошлись, обнаружилась мощная ляжка, а вот уже курчавая смоляная поросль во весь экран. «Понятно».

Ирина тихо отступила в коридор. Мистер Вуд не заметил ее присутствия, увлеченный деталями раскуровских любовных игр.

«Большие Сексуальные Игры». А это им зачем? И как они достали мою дискетку? Нормально достали. Перевели, покаты спала или делала уколы террористкам, да мало ли было возможностей? Как это пела популярная группа: «Лондон гуд бай — я здесь чужой, Лондон гуд бай — пора домой…» Зачем им все это нужно? Насколько я понимаю, мистер Вуд — химик. И что ему за интерес смотреть на ляжки Таисии, на ее раскинутые груди. Судя по всему, эта сфера человеческой деятельности его интересует слабо. А вдруг он тайный сексуальный маньяк и выкрал у меня дискетку для таких вот ночных развлечений?»