Б/У или любовь сумасшедших
Шрифт:
Ирина вдруг поняла: все, о чем здесь говорилось, — правда. И трупы в реке, и дети, прижавшиеся к Симоне, и ее поддельный паспорт, и связь с «Красными бригадами», и убийство в Гайяне, и школа в Бруклине, которую организовали Джо-Энн и Кейт для тех, у кого нет даже имени, и то, что Джо-Энн была нежной и веселой, а Кейт — красавицей, — все правда. И в этой правде таится величайшая ловушка для сильных и страстных натур. Но самая страшная правда в том, что у нее тоже уже нет имени и она — пациентка этого «заведения», над которой по
Телек уже показывал какого-то веселого идиота, руководящего игрой, где вслепую нужно было угадать выигрыши: зубная щетка или «лендровер». Смущенному пареньку в клетчатой рубашке досталась зубная щетка, и он, счастливый, будто выиграл «лендровер», под аплодисменты других участников вернулся на место.
«В конце концов для этих людей разница между «Лендровером» и зубной щеткой не так уж велика», — подумала Ирина, засыпая.
Ночью ей приснился тот тягостный сон: снова на носилках уносили Раскурова санитары, она наклонялась над ним, а он просил: «Поцелуй меня». Она целовала, и тогда он злобно сообщил: «Я знаю, это у вас называется «погасить человека». Именно так вы это делаете».
А потом во сне она вдруг вспомнила формулу переброса времени «от прошлого к будущему», по которой меняла программу на дискетах. Формула возникла перед ней на белой стене и Ленин голос сказал:
«Это клетки дорсального шва, то есть трансформации нет. Об этом свидетельствуют и пики в стволе мозга».
Ирина хотела проснуться и записать формулу. Она понимала, что спит, и боялась утром не вспомнить, но проснуться никак не могла. Она видела, как на белой стене проступили очертания огромного и тоже белого дома. Внизу, у его подножия, стояли люди, много людей. Река отливала ртутью за их спинами. Люди что-то кричали.
Невыносимо заболела голова: ощущение, что в затылке наливается и пульсирует огромный нарыв, вот-вот лопнет.
— Хватит, — сказал Леня по-английски. — Достаточно.
Кто-то возразил.
— Хватит, — повторил Леня. — Ничего больше не будет.
— Помоги мне, — промычала Ирина через боль, через непослушные губы.
Боль вдруг ушла, Ирина поднималась к синему небу и, раскинув руки, летела над излучиной реки, взмыла над башней какого-то высокого дома.
— А ты молодец, — прошептал кто-то на ухо, — формула очень красивая.
И Ирина поняла, что это Бог похвалил ее.
Утром она впервые пробежалась по саду, видела, как из резных ворот выехал великолепный «кадиллак», чуть притормозив перед расступившимися женщинами с плакатами. Ирина впервые увидела демонстрантов за воротами и поняла, что это, наверное, зрительницы вчерашней передачи, но, когда поравнялась с воротами, увидела девочку, похожую на Симону.
«Я не видела мою мать четыре года!» — было написано на плакате.
«Но ведь во вчерашней передаче говорилось, что они здесь только два года. Что это означает? Либо старую передачу показали специально для
Ирина пробежала вдоль стены пять кругов. Отметила, что почему-то стала сильной, тренированной.
Весь день она с жадным тайным любопытством присматривалась к пациенткам. Они тоже были необычны. К ним пришли парикмахерша, маникюрша. Джо-Энн выбирала платье, чтобы отдать погладить. Мускулистый загорелый санитар в белых брюках и такой же белоснежной майке с узкими бретельками делал Кейт массаж. Пришлось подождать с уколом.
Кейт лежала на животе — длинная, желто-атласная, прикрытая лишь чуть простыней, и, когда парень разминал ей крестец, застонала сладострастно и что-то сказала хрипло.
Парень ухмыльнулся, не разжимая светлых губ.
Вернувшись в свою комнату, Ирина заметила стопку бумаги и упаковку бигов на полке этажерки. Долго припоминала, когда и кого просила об этих дарах. Не вспомнила. «Неважно!»
В обед записалась у миссис Тренч на завтрашнюю поездку в город.
Во время вечернего укола Джо-Энн, причесанная и отмас-сированная косметичкой, блеснув длиннющими, накрашенными перламутровым лаком ногтями, одним движением бросила что-то ей в карман.
— Ты плохо сделала сегодня укол! — гневно выкрикнула она, повернувшись к Ирине.
Ирина опешила: такого еще не бывало.
— Ты плохо сделала мне укол, ты нарочно делаешь мне больно, у меня вся задница в инфильтратах! — орала Джо-Энн.
Дверь уже кто-то открывал.
— Не смотри в комнате, — одним дыханием из открытого рта вытолкнула Джо-Энн.
— Что произошло? — спросила миссис Тренч с порога.
— Ничего. Она сегодня плохо сделала укол.
— Но, наверное, не настолько плохо, чтобы так кричать.
— Хотите попробовать?
— Вы свободны.
Ирина вышла из палаты.
Вечером она вынула из шкафа свою единственную юбку и кофту, сама отгладила их в гладильной. Там же возился с брюками компьютерщик, который приглашал посещать кружок. Немного поболтали.
Ирина спросила, что из достопримечательностей стоит посмотреть.
— Университет, конечно. Забавная архитектура, потуги на Кембридж. Вы были в Кембридже?
— Нет.
— Тринити-колледж — самое красивое место в мире.
— А вы были во всем мире, везде?
— Нет. Но в Кембридже был.
— А еще где?
— В Москве.
— В Москве?!
— Да. На экскурсии. Есть такая программа «Силы дружбы», а в ней еще одна — «Лицом к лицу».
— А…а. Ну и как?
— Это рассказать трудно… в гладильной. Если хотите, расскажу завтра, я тоже еду в город.
Она и не предполагала, что в «заведении» работает столько людей. Утром в автобусе едва хватило всем мест.
Профессионально-нежно воркующие санитарки и медсестры, «дыша дезодорантами и мятной жвачкой», расселись без спешки, и сигаровидный автобус двинулся в путь.