Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
Шрифт:
В начале XVIII в., в условиях нехватки наличности, женщинам иногда приходилось брать в долг, но они редко были в состоянии выступать кредиторами (табл. 4.7) [112] . В 1715—1720 гг. на долю женщин во Владимирском и Кашинском уездах приходился 31% всех зафиксированных соглашений о займе у других помещиков. Дворяне обоих полов, кажется, с неохотой занимали больше тридцати рублей, хотя некоторые нуждались в более крупных суммах. Так, одна помещица в 1717 г. заложила свое имение за триста рублей — это гораздо больше, чем цена среднего поместья во Владимирской провинции {269} .
110
Каждая цифра обозначает процент выявленных имущественных сделок с участием женщин различного брачного статуса. В скобках приведено общее число сделок.
Источник: см. Приложение 1.
111
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по отпуску на волю. В скобках приведено общее число сделок, заключенных мужчинами и женщинами.
Источник: см. Приложение 1.
112
Эти наблюдения хорошо согласуются с исследованием Д. Кайзера о долгах и должниках в России начала Нового времени. Автор указывает, что женщины реже упоминали в завещаниях своих кредиторов, чем мужчины, и гораздо реже — должников; размеры их долгов тоже значительно уступали мужским долгам. См.: Kaiser D. «Forgive us Our Debts…»: Debts and Debtors in Early Modern Russia // Forschungen zur osteuropaischen Geschichte. Berlin, 1995. P. 168-169.
113
с — самостоятельно; +рм — с родственником мужского пола. Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по продаже крепостных женщинами. В скобках указано общее число выявленных сделок с
участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
114
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по сдаче земли в аренду женщинами. В скобках указано общее число выявленных сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
1715-1720 …… 13 (23) — 27 (90) — 24 (113)
1750-1755 …… 44 (18) — 21 (99) — 25 (117)
1775-1780 …… 63 (8) — 33 (60) — 37 (68)
Все периоды 1715-1780 …… 33 (49) — 26 (249) — 27 (298)
В первые десятилетия XVIII в. прослеживается несколько очевидных тенденций. Деятельность дворянок на рынке купли-продажи земли и крестьян была ограниченной, независимо от влияния переменных факторов; сделки, зафиксированные в крепостных книгах, говорят о том, что женщины располагали лишь скромными по размерам состояниями как в движимой, так и в недвижимой форме. Женщины, которые получали землю с крестьянами в наследство или в приданое, редко расставались со своей собственностью, находясь в браке, в то время как жены, получившие приданое наличными деньгами, не стремились вкладывать их в земельные владения. Эта картина, возможно, просто отражает семейные приемы эксплуатации женских состояний в период брака, а не истинное количество собственности в руках женщин. Но если все эти тенденции вписываются в какую-то единую картину, то это картина второстепенной роли дворянских женщин в феодальной экономике. В отсутствие установленных законом долей дочери получали минимум семейной собственности в движимой форме, и большинство из них не обращало деньги в землю. Вдовство давало женщинам больше возможностей распоряжаться имуществом или вкладывать деньги по собственному усмотрению, но даже вдовы были едва заметны как независимые участницы экономической жизни начала XVIII в.
115
з — заемщицы; к — кредиторы-женщины.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок по закладу земли женщинами. В скобках указано общее число выявленных сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
Чтобы поместить рыночную активность русских женщин в более широкий контекст, полезно провести сравнение с землевладением женщин Западной Европы. К сожалению, строгое хронологическое сопоставление невозможно из-за отсутствия исследований, посвященных женскому землевладению в Европе XVII— XVIII вв. В сущности, все работы о женской собственности касаются преимущественно Средних веков — времени расцвета экономического потенциала женщин на Западе. Д. Херлихи проанализировал тысячи грамот и контрактов из нескольких регионов Западной Европы с VIII по XII в. и обнаружил, что во многих документах в роли продавцов имущества предстают женщины. Испанки выступали как лица, отчуждающие имущество, в целых 18% грамот XI—XII вв. В Южной Франции дамы присутствуют в 9— 13% таких документов. На основе этих цифр исследователь пришел к выводу, что женщина стала «играть выдающуюся роль в управлении семейным имуществом в раннем Средневековье, и занятие ею столь важного места повлияло и на традиции общества, и на его экономическую жизнь»{272}.
Если смотреть с этой точки зрения, то экономическое положение русских дворянок в начале XVIII в. кажется несколько более благоприятным, чем у их европейских сестер, пусть и более раннего периода. Однако утверждать, что женщины играли какую-то выдающуюся роль — и в России, и в Западной Европе, —
Рост экономического потенциала дворянок
В середине XVIII в. дворянки добились замечательных успехов на провинциальном рынке недвижимости. В самом деле, контраст между скромной экономической активностью женщин в 1715— 1720 гг. и их видной ролью тридцатью годами позже говорит о первой половине XVIII в. как об эпохе глубоких перемен в имущественном положении женщин. В 1755 г. женщины выступали как продавцы земельной собственности в два раза чаще, чем в 1715—1720 гг. (табл. 4.1). Самую поразительную картину дает Владимир, где продажи земли женщинами выросли с 5 до 45%, — несомненно, этот показатель объясняется немногочисленностью сохранившихся документов о сделках. Однако скачки продаж в других районах, не столь впечатляющие, но также существенные, подтверждают, что женщина заняла новые позиции в феодальной экономике. Продажи небольших незаселенных земельных наделов мелкопоместными тамбовскими и курскими дворянками составляли 30—31% земельных сделок, а московские дворянки, располагавшие более крупными состояниями, участвовали в 34% всех продаж. Несмотря на огромную разницу в богатстве и положении, дворянки всех состояний могли похвастаться осязаемыми выгодами от нововведений в законах о собственности. К середине XVIII в. дворянки как группа в два раза чаще продавали недвижимость, чем до отмены Указа о единонаследии. Реформированное имущественное право, возможно, не сумело уничтожить неравноправие полов в области наследования, но оно дало толчок видимому росту экономических возможностей дворянок.
В русле этой тенденции к 1755 г. резко возросла готовность женщин вкладывать средства в покупку земли и крестьян (табл. 4.2). Снова устойчивая картина изменений по всем регионам показывает, что дворянки всех уровней состояния не замедлили воспользоваться своими новыми правами: женщины так же охотно покупали небольшие и недорогие участки земли в Черноземном регионе, как и вкладывали средства в дорогостоящие имения. Если в 1715—1720 гг. женщины участвовали всего лишь в 5% земельных сделок, то в середине столетия эта цифра достигла 30%. Дворянки проявили себя и как владелицы крепостных (табл. 4.4): помещицы осуществили 22% сделок по предоставлению воли во Владимире, Кашине и Тамбове. Впрочем, следует заметить, что после 1750 г. женщины в два раза чаще предпочитали продавать крестьян (табл. 4.5), чем давать им вольную, — женщины самостоятельно произвели 43% продаж крестьян в этих районах. Конечно, несоответствие между количеством крестьян, отпущенных помещицами на волю и проданных ими, озадачивает. Можно предполагать, что барыни считали крепостных людей источником быстрого получения наличных денег: вероятно, за неимением других доходов женщины легче, чем мужчины, решались распродавать крестьян поодиночке. К тому же, как мы увидим, если землю дочерям в приданое давали неохотно, то дворовые люди присутствовали почти в каждом приданом.
Хотя значительное большинство женщин, чьи имена встречаются в купчих записях, участвовало только в одной сделке, во второй половине XVIII в. были и такие дамы, которые продавали и покупали землю неоднократно. Так, вдова Елена Постельникова в 1776 г. купила земли с крестьянами почти на 700 рублей. Через два года она приобрела еще три земельных участка, один из которых с выгодой продала в том же году{273}. В Кашине графиня Анна Воронцова в 1772 г. покупала крестьян у пятерых владельцев{274}. Во Владимире графиня Разумовская в 1806 г. приобрела землю с крестьянами в ходе пяти разных сделок{275}. Если эти женщины и представляли собой скорее исключение, чем правило, то, значит, у дворянок дела обстояли так же, как и у дворян: имена мужчин тоже встречаются в основном в единичных сделках, и это мало говорит нам об их экономическом положении и еще меньше о причинах, заставивших их покупать или продавать землю.
Женщины во второй половине XVIII в. не только покупали землю, но и использовали свое имущество другими способами. Дворяне обоих полов сдавали участки земли в аренду государственным крестьянам (табл. 4.6). Договоры об аренде земли не слишком многочисленны, вероятно потому, что они приносили мало дохода: сроки аренды колебались от года до пятнадцати лет, и крестьяне платили ежегодно несколько рублей ренты помещикам. В сущности, эта практика, кажется, была распространена только в северных губерниях, но и там лишь в ограниченных масштабах [116] . Тем не менее в имеющихся документах аренды упоминаются помещики обоих полов; в них также прослеживается рост женского землевладения. В других случаях сами дворянки арендовали земли у их хозяев. Так, в сызранской глуши в 1753 г. жена капитана Головина расширила таким способом свои угодья, заплатив солидную сумму в 45 рублей за пользование землей, принадлежавшей соседней татарской деревне {276} .
116
Эти наблюдения подтверждают мнение А. Кахана, полагающего, что рынок аренды незаселенных земель до XIX в. был незначительным. См.: Kahan A. The Costs of «Westernisation» in Russia P. 42.
Хотя женщины не располагали достаточными для кредиторской деятельности денежными средствами или предпочитали не использовать свой капитал таким образом, теперь у них появилось достаточно недвижимости, чтобы самостоятельно занимать деньги. В 1775—1780 гг. дворянки составили 33% заемщиков во Владимире, Кашине и Тамбове (табл. 4.7). Немногочисленность долговых соглашений не позволяет провести систематическое сравнение мужских и женских долгов. Однако данные неюридических источников не оставляют сомнений в том, что женщины были столь же склонны жить не по средствам и влезать в долги, как и мужчины. Объявления в «Сенатских ведомостях» о продаже за долги имений разорившихся помещиков касаются в равной степени и тех и других. Упоминаниями о долгах пестрят семейные архивы и дворянская переписка, демонстрируя, с каким трудом даже самые богатые дворянки сводили концы с концами. В 1786 г. подруга писала Елизавете Глебовой-Стрешневой, что наделала в Петербурге долгов на 2 тыс. руб. и теперь ее осаждают кредиторы{277}. В 1796 г. в письме к своему родственнику, князю Александру Михайловичу Голицыну, Анна Александровна Голицына рассказывала, как расходы на содержание нескольких домов и слабость ее мужа к карточной игре заставили их задолжать 80 тыс. руб. Дальше она писала, что намерена прожить лето и осень в деревне и что, даст Бог, они сумеют так уладить дела, чтобы ей не пришлось продавать ничего из своих имений{278}.