Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
Шрифт:
По оценке В.И. Семевского, 84% владельцев крепостных крестьян в 1777 г. имели менее ста душ, т.е. минимальное количество, необходимое дворянину, чтобы кое-как сводить концы с концами у себя в имении{302}. Данные ревизии за гораздо более поздний период 1858—1859 гг. показали, что ниже этой черты бедности проживало 79% дворянства, а 20% имело от ста душ до тысячи. Только 1,1% дворян могли считаться крупными помещиками — те, у кого было больше тысячи крепостных душ{303}. Анализ количества крепостных, проданных в имениях Московской губернии (см. табл. 4.10), подтверждает вывод Семевского. До XIX в. от 76 до 80% помещиков продавали имения, насчитывавшие меньше ста душ крепостных (см. табл. 4.10). К середине XIX в. сократилось число помещиков, продававших имения с менее чем 20 душами. И все же помещицы средней руки все еще составляли лишь 22% от общего числа, и всего-навсего 1% женщин принадлежал к тем помещикам, кто продавал имения свыше тысячи душ. Для мужчин была справедлива та же картина — примерно 1% из них владел крещеной собственностью в крупном размере.
Кроме того, помещики обоих полов предпочитали продавать на вывод отдельных крестьян, а не выпускать из рук много семей сразу. Правда, поведение мужчин и женщин не во всем совпадало. Дворянки были в целом склонны продавать скорее крепостных баб, чем мужиков, дворяне же — наоборот (см. табл. 4.11). Но, продавая целую семью или несколько дворов, мужчины и женщины вели себя одинаково. И у тех и у
Сведения о продаже земли с крестьянами (см. табл. 4.12) представляют собой последнюю точку обзора для оценки женского и мужского владения крепостными. До XIX в. помещицы охотнее своих собратьев-мужчин продавали населенные поместья (так назывался любой клочок земли, проданный вместе с живущими на ней крестьянами). Здесь снова виден контраст между Москвой и провинцией — в Москве доля продажи земли с крестьянами гораздо выше: за весь период целых 72% проданной в Москве женщинами недвижимости приходится на имения с крестьянами (для сравнения — во Владимире 48%, в Тамбове и Кашине по 35%). При этом во всех уездах женщины продают населенные земли, воспроизводя линию поведения мужчин: продажи увеличиваются в середине XVIII в. и резко возрастают перед отменой крепостного права до уровня в 68% у помещиц и 66% у помещиков [123] . В целом модель женского душевладения на протяжении всего рассматриваемого периода и на всем географическом пространстве мало отклонялась от поведения помещиков-мужчин.
122
ж — женщины; м — мужчины.
Каждая цифра обозначает процент сделок, заключенных дворянками или дворянами. В скобках в левом столбце указано число сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
123
Эти выводы противоречат утверждению А. Кахана о том, что «землю без крестьян отдавали в залог и продавали в некотором количестве главным образом во второй половине XVIII в.» {Kahan A. The Costs of «Westernisation» in Russia P. 42).
Третий вид имущества, доступный дворянкам, а также женщинам других социальных категорий, представляла собой городская недвижимость. Если владеть крепостными имели право только дворяне, то представители всех социальных слоев в России имели право вкладывать средства в городские дома, лавки, земельные участки. В результате, в отличие от сведений о продаже имений, данные о продажах городского имущества позволяют провести сравнение между женщинами разных сословий. Нам крайне мало известно о жизни женщин купеческого сословия; сравнение их роли на рынке городской недвижимости с аналогичной ролью дворянок, однако, указывает на принципиальное различие в отношении к собственности у женщин дворянского и купеческого звания.
124
1 — одна крепостная крестьянка, с детьми или без; 2 — один крепостной крестьянин, с детьми или без; 3 — одна семья крепостных; 4 — от двух до четырех семей крепостных; 5 — пять и более семей крепостных.
ж — женщины; м — мужчины.
Каждая цифра обозначает процент сделок, заключенных дворянками или дворянами. В скобках в левом столбце указано число сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
С середины XVIII в. собственников — представителей всех сословий можно было обнаружить в оживленной сфере торговли городским имуществом. Дворянки также проявляли активность в этой области экономики, выступая покупательницами и продавщицами в более 40% сделок, зарегистрированных в Москве (см. табл. 4.13). Стоимость городской собственности была далеко не пустячной, составляя важную часть богатства дворян: каменные дома с садами и прилегающими постройками, земельные участки и доходная недвижимость ценой переходили за тысячи рублей [126] . Дворянки, по примеру Елизаветы Тутолминой, извлекали устойчивый доход, сдавая в аренду квартиры в Петербурге {304} . Княгиня Дашкова рассказывала в своих мемуарах, как она всячески медлила с тратами на покупку дома в Петербурге и месяцами жила в своем загородном имении или на съемных квартирах. Когда Екатерина II спросила ее, почему она не купит собственный дом, Дашкова ответила: «Покупка дома так же серьезна, как выбор мужа, и тут нужно не один раз подумать!» {305}
125
ж — женщины; м — мужчины. Число сделок указано в скобках. Источник: см. Приложение 1.
126
Во второй половине XIX в. владение городским имуществом сделалось важным источником дохода для дворян. См.: Анфимов A.M. Крупное помещичье хозяйство Европейской России (конец XIX — начало XX века). М., 1969. С. 274-275.
Купчихи отставали от женщин благородного происхождения по части сделок с городской недвижимостью. В приведенной небольшой выборке видно, что до середины XIX столетия поведение купчих напоминало образ действий дворянок в начале XVIII в. (см. табл. 4.14). Среди тех московских купцов, кто вкладывал средства в недвижимость, женщины, действовавшие сами по себе, составляли 13% в 1750—1755 гг. и 23% в 1775—1780 гг. Одна купеческая вдова участвовала в самой дорогой сделке 1778 г.: она купила одну десятую долю завода за 30 тыс. рублей {306} . Но такие примеры были редки, и лишь накануне отмены крепостного права участие купеческих женщин в рынке сравнялось с долей дворянок. При
127
Подобные же результаты наблюдаются в губернских городах. Согласно обзору сделок за 1855—1860 гг., купчихи участвовали в 36% продаж недвижимости во Владимире (т.е. в 66 сделках), в 20% продаж в Тамбове (30 сделок) и в 13% продаж в Курске (13 сделок). Что касается зафиксированных покупок, то во Владимире купчихи участвовали в 28% сделок (61), в Тамбове в 19% сделок (36) и в Курске в 26% (27). На долю же дворянок пришлось 63% продаж во Владимире (84 сделки), 59% продаж в Тамбове (94) и 55% в Курске (38 сделок). Из общего числа зафиксированных покупок дворянки участвовали в 65% сделок во Владимире (55), в 57% в Тамбове (89) и в 57% в Курске (40). Мещанки участвовали в 44% продаж во Владимире (90 сделок), в 37% продаж в Тамбове (57), в 36% в Курске (56) и в 59% в Москве (86). В покупках, оформленных на мещан, женщины фигурируют в 30% сделок во Владимире (33), в 37% в Тамбове (48), в 46% в Курске (37) и в 57% в Москве (70). Источник см. в Приложении 1.
Скромная роль, которую купчихи играли как вкладчицы средств в городскую недвижимость, говорит о серьезных расхождениях в культуре собственности между дворянством и купечеством. Хотя современники в один голос твердили об ужасной участи женщин в купеческих семьях{307}, разница в отношении к собственности дворянок и купчих никак не связана с угнетением последних ретроградами-женоненавистниками. Активность купчих в торговле и инвестировании в недвижимость явно сдерживалась целым рядом неясностей в законе. Несомненно, купеческие женщины с опозданием вышли на рынок недвижимости потому (хотя бы отчасти), что распространение на купечество закона о раздельной собственности супругов задержалось. В указе 1753 г., разрешившем замужним дворянкам распоряжаться своим имуществом без разрешения мужей, говорилось о «женских персонах», без пояснений, относится ли это правило к женщинам недворянских сословий. Мало того, лишь в 1800 г. Устав о банкротах прямо запретил кредиторам требовать в возмещение долга имущество жен разорившихся купцов или других предпринимателей{308}. Дворянки же пользовались таким иммунитетом еще с конца XVII в.
Были в законе и другие изъяны, которые ограничивали экономическую свободу женщин из купечества. В частности, если незамужние купчихи пользовались правом приписываться к гильдиям, то замужние, желавшие самостоятельно заниматься торговлей, сталкивались с серьезными препятствиями, как показывает следующая история. В 1853 г. Епистимия Коненкова испросила разрешения приписаться ко второй гильдии купечества отдельно от своего мужа, и Харьковская казенная палата удовлетворила ее просьбу. Но когда это решение поступило в Министерство финансов в Петербург, там распорядились, чтобы Казенная палата обязала Коненкову прекратить торговлю от своего имени, ибо согласно Торговому уставу она не имела права зарегистрироваться в гильдии независимо от супруга. Коненкова подала другое прошение, в котором писала, что ее просьба основана на четком понимании закона, который даровал членство в купеческом сословии женщинам, выходившим замуж за купцов. Далее она оправдывала свое намерение самостоятельно заняться торговлей тем, что унаследовала свой капитал от родителей и имела полное право распоряжаться этим имуществом. Кроме того, Коненкова постаралась успокоить всякие подозрения со стороны судей, заявив, что просьба ее вызвана не раздорами с мужем, а практическими соображениями: ее собственность размещалась в Харькове, а муж вел торговлю в Бердянске и потому физически не мог управлять делами жены, как своими.
128
+рм — вместе с родственником мужского пола.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок. В скобках указано общее число сделок с участием дворянок и дворян. Источник: см. Приложение 1.
129
+рм — вместе с родственником мужского пола.
Каждая цифра обозначает процент выявленных сделок. В скобках указано общее число сделок с участием купчих и купцов. Источник: см. Приложение 1.
Когда дело Коненковой поступило в Петербург в 1856 г., члены Сената признали, что закон содержит противоречия. С одной стороны, в нем значилось, что замужняя женщина не может дать долговое обязательство без разрешения мужа; с другой стороны, закон гласил, что мужья и жены имеют право управлять своим имуществом независимо друг от друга. Наконец сенаторы заключили, что Коненкова может самостоятельно приписаться к купеческой гильдии, так как в законе содержится двусмысленность и нет четких оснований для отказа{309}. В свете подобных правовых неурядиц не следует удивляться тому, что женщины составляли относительно небольшую часть зарегистрированного купечества: в Петербурге в 1858 г. их доля колебалась от всего лишь 2% в первой гильдии до 15% в третьей гильдии{310}.
Женщины-предпринимательницы
Многие фабрики и заводы в России располагались на территории дворянских имений, поэтому женщины владели и руководили также и различными видами промышленного производства. В первой половине XVIII в., несмотря на призывы Петра Великого, в рядах фабрикантов можно было найти мало дворян. Лишь в послепетровский период дворянство стало понимать экономические выгоды развития промышленного производства в имениях{311}. Привилегия владения крепостной рабочей силой в этом смысле была для дворянства большим преимуществом и долго служила предметом разногласий между купцами и дворянами на протяжении XIX в. Дворяне и дворянки заводили у себя в имениях производство тканей, бумаги, канатов, металлических изделий, хотя, как правило, в небольших масштабах. На суконной фабрике помещицы Воейковой в начале XIX в. работало три сотни крестьян. Фабрики, на которых было бы занято больше тысячи человек, встречались редко, хотя, судя по описи, относящейся к 1803 г., на суконной фабрике графини Потемкиной в Курской губернии трудилось 9 тыс. крестьян{312}. Кроме того, дворянство пользовалось монопольным правом на производство алкогольной продукции, и винокурение было нередким явлением на землях мужчин и женщин благородного сословия. В числе восьми крупнейших поставщиков алкоголя в 1765 г. находилась Аграфена Апраксина; вдова П. Чернышева в 1779— 1783 гг. тоже была видной поставщицей этого продукта{313}.