Бабье царство: Дворянки и владение имуществом в России (1700—1861)
Шрифт:
Но как бы то ни было, приблизительный подсчет можно произвести при помощи сравнения количества помещиков и помещиц, перечисленных в указателях к межевым обзорам каждого уезда, и среднего числа участков, принадлежавших тем и другим. Межевание Владимирской губернии было завершено в 1775 г., причем здесь насчитали 304 помещика, из которых 119 (39%) составляли женщины. Если землевладельцы-мужчины имели в среднем по 4,3 участка, то женщины располагали по 3,3 участка, т.е. на 32% меньше, чем мужчины{292}. Попросту говоря, согласно Генеральному межеванию, дворянки Владимирской губернии контролировали 33% имений, находившихся в частных руках в 1775 г.
Сходная картина сложилась и в Кашинском уезде в 1776 г. Из 458 местных помещиков, внесенных в списки, 192 (42%) были женщины. Впрочем, здесь расхождение между количеством владений у мужчин и женщин было выражено менее ярко: в среднем в собственности мужчины-помещика находилось 4,2 деревни или поля, а у женщин — 3,9 (на 8% меньше). Следовательно, по данным межевания, примерно 41% кашинских имений
Однако переписи имений дают не только сведения о соотношении мужчин и женщин среди владельцев земли. Они также позволяют увидеть одну важную черту дворянского землевладения в конце XVIII в. Помещики обоих полов, как правило, владели землей, рассеянной по всему уезду небольшими участками, и были хозяевами жалкой горстки крепостных. Хотя перечень участков в указателе показывает, что они часто располагались невдалеке друг от друга, но соприкасались вплотную они редко. Лишь немногие счастливцы владели имениями в виде компактного земельного надела. Некая Аграфена Мясоедова имела только одну деревню во Владимирской губернии, но она состояла из 92 душ мужского пола с семьями, расселенных на единой территории в 954 десятины, где располагался также дом и сад помещицы{296}. Княгиня Анна Белосельская владела 371 десятиной и 99 душами мужского пола в Кашинском уезде; землемер отметил на ее усадьбе также барский дом на левом берегу реки{297}. В имении Феклы Алмазовой было 167 крестьян мужского пола, несколько десятин леса и некоторое количество домов и церквей{298}. Но такие помещики, как Фекла Алмазова, были редким исключением. Большинство дворян имели земли с крестьянами в нескольких местах и чаще всего делили владение деревней с другими помещиками.
Историки много раз писали о сравнительной бедности русского дворянства и утверждали, что скромное финансовое положение знати подрывало ее влияние на процесс государственного управления{299}. Но если бедность угрожала дворянам мужского пола, с их приоритетными правами наследования и с жалованьем на государственной службе, то вполне можно предполагать, что у женщин средства были еще скромнее. Однако, как я намереваюсь показать, стоимость имущества, которое продавали женщины, была соизмерима со стоимостью проданного мужчинами. Кроме того, сохранялось примерно одинаковое соотношение количества земель и крестьян, продаваемых мужчинами и женщинами. Таким образом, начиная со второй половины XVIII в. масштабы женского и мужского землевладения были удивительно сходными.
Стоимость продажных имений в рублях (табл. 4.8) позволяет особым образом взглянуть на соотношение собственности помещиков и помещиц. Несмотря на расхождения, отмечаемые в средней стоимости имений, проданных мужчинами и женщинами, единой тенденции в зависимости от пола владельца не прослеживается ни в пределах уездов, ни в конкретные отрезки времени. В сущности, самые резкие различия проявляются в контрасте между продажами в провинции и в Москве. Если в начале XVIII в. дворянки продавали имения гораздо реже, чем дворяне, то средняя стоимость их имений была почти вдвое выше, чем у мужчин-продавцов, — эта закономерность наводит на мысль о том, что в петровское время владение землей было характерно только для самых богатых и знатных женщин (табл. 4.8). Когда же землевладение стало шире распространяться среди дворянок, разница в средней цене имений, проданных мужчинами и женщинами, резко сократилась. Соотношение между богатством мужчин и женщин, если исходить из стоимости проданных имений, со временем изменялось: оно слегка смещалось в пользу мужчин в 1775—1780 гг., а позднее, накануне отмены крепостного права, этот процесс снова усилился, что особенно заметно проявлялось в Москве{300}. Но если вычислить средний показатель за весь период, то стоимость имений, которые выставляли на рынок дворянки, оказывается слегка выше (примерно на 6%), чем стоимости имений, проданных мужчинами.
Чтобы сравнить богатство представителей обоих полов, можно также рассмотреть, как распределялись между ними размеры проданных имений или число крепостных в отчуждаемых ими владениях. Однако имеющиеся сведения о величине имений и о количестве крестьянских дворов, в лучшем случае, скудны. До XIX в. продавцы так же редко описывали в купчих границы своих владений, как и указывали количество проданных десятин. К тому же, продавая имение, хозяева обычно лишь вскользь упоминали о присутствии там крестьян как будто не знали, сколько у них крепостных душ. Зато московские служители Юстиц-коллегии более исправно сообщали точный размер имений и количество крепостных, что позволяет составить вразумительную картину размеров владений мужчин и женщин.
Если помещики обоих полов продавали поместья, сопоставимые по стоимости, то надо также отметить, что и мужчины, и женщины, регистрировавшие продажу в Москве (см. табл. 4.9), расставались со сравнительно небольшими владениями. Размер имения не всегда служил надежным показателем его цены: северные земли были гораздо менее плодородными, чем черноземные, и к тому же
Во второй половине XVIII в. в руках у помещиков находились не только более дорогие, но и гораздо более обширные имения. Хотя в росте цены на землю в XVIII в., возможно, виновата инфляция, тенденция выставлять на продажу более крупные имения говорит о сосредоточении богатства в руках небольшой части дворянства {301} . Это колебание размеров дворянских состояний никоим образом не ущемляло женщин: мужчины и женщины строили свое поведение в сфере экономики поразительно сходным образом. Дворяне, продавшие землю в 1750—1755 гг., были большей частью мелкопоместными. Так, имения размером менее 50 десятин составляли 85% владений, проданных женщинами, и 88% — мужчинами. Но в последующие десятилетия доля мелких землевладельцев сокращалась, и помещики обоих полов выставляли на рынок все более крупные наделы земли. В течение всего XVIII в. среди крупных помещиков, которые продавали сразу больше тысячи десятин, женщин не было, но уже в 1805 г. 10,7% имений, проданных женщинами, превышали эту площадь, а в 1855—1860 гг. их доля возросла до 16%. Другими словами, распределение размеров продаваемых имений подчинялось той же закономерности, что их средняя цена в рублях: между величиной имений, проданных мужчинами и женщинами, разница очень небольшая. Мало того, впоследствии дворянкам случалось продавать и более крупные имения, чем мужчинам.
120
ж — женщины; м — мужчины. Под имениями подразумеваются любые виды земель, с крестьянами или без. В скобках указано число сделок.
Источник: см. Приложение 1.
121
ж — женщины; м — мужчины. Каждая цифра обозначает число сделок, заключенных дворянками или дворянами. В скобках в левом столбце указано число сделок с участием мужчин и женщин.
Источник: см. Приложение 1.
Женщины и владение крепостными
Так как количество крепостных крестьян служило главным показателем богатства в России, мы могли бы ожидать, что обнаружится более заметный разрыв между числом мужчин и женщин, ими владевших, или выяснится, что у помещиц было гораздо меньше работников, чем у мужчин-помещиков. Но и данные о продаже помещицами крестьян поодиночке, и сведения о выдаче ими вольных и о продаже земли с крестьянами подтверждают, что женщины занимали видное место в феодальной экономике: участие дворянок в продаже крепостных соответствует их активности в продаже недвижимости. Чем энергичнее выступали дворянки в рыночном обороте земли, тем чаще они включались и в оборот крепостных, от труда которых зависела продуктивность их имений. В начале XVIII в. женщины так же редко владели крестьянами, как и землей; самостоятельные продажи крестьян помещицами зафиксированы лишь в 14% сделок, заключенных в трех уездах, а продажи с участием родственников-мужчин — еще в 5%. Через тридцать лет число женщин, продававших крестьян, возросло до 43% от общего количества сделок, к концу века упало до 35%, а в 1805— 1810 гг. снова выросло до 40% (см. табл. 4.5).
Цифры, свидетельствующие об отпуске крепостных на волю, отражают динамику женского душевладения. В самом деле, уже само количество вольных записей, сделанных дворянками в XVIII в., устраняет всякие сомнения в наличии помещиц в губерниях. У помещиков было принято отпускать на волю крестьянок, желавших выйти замуж в соседние имения. Реже они освобождали крестьян в награду за многолетнюю службу, разрешая им записываться в государственные крестьяне. При этом ни помещики, ни помещицы не отпускали крестьянок на волю в другие имения из соображений экономической выгоды, потому что от такой сделки они получали лишь номинальное возмещение всего лишь в несколько рублей. Поэтому данные об отпуске крепостных дают нам важный инструмент для измерения количества крестьян в женском владении. В приведенной подборке доля операций, связанных с отпуском крестьян на волю помещицами, с 17% в 1715— 1720 гг. выросла до скромных 22% в 1750—1755 гг. (см. табл. 4.4). Но в дальнейшем доля женщин, владевших крепостными, продолжала расти, пока не составила 38% всех помещиков, отпустивших крестьян на волю в 1775—1780 гг. и 49% (в одном уезде) в 1805— 1810 гг.