Бабье царство
Шрифт:
Прохожий человек удержал Настеху, он сорвал с ее глаз повязку, и девушка увидела возле своего лица загорелое, возмужавшее лицо своего суженого Кости Лубенцова
– Пришел!..
– сказала Настеха и заплакала...
...Медный свет близящегося к закату солнца стелется по стерне скошенного клевера, по валкам еще сыроватого сена, которое бабы ворошат граблями. Сеноуборочная в разгаре. Хотя колхоз обогатился мужским поголовьем, фигуры, оживляющие пейзаж, все те же: бабы, девки, два-три деда. Некоторое разнообразие вносит лишь Костя Лубенцов, работающий бок о бок с Настехой.
Действуют
Вот остановилась Марина и, закрыв глаза, с хрустом повела плечами и томно, сонливо улыбнулась не то воспоминанию, не то радостной думе вперед.
– Ходи веселей!
– подогнала ее звеньевая Настеха. Марина медленно открыла глаза. С ней поравнялась
Софья и передразнила Марину. Обе молодые женщины понимающе рассмеялись.
– Гляньте, Петровна!
– сказала Даша...
Краем поля в сторону деревни шли Надежда Петровна и Якушев.
– Так как же насчет второго плана?
– спрашивает Якушев.
– Рано, дайте нам прежде с мужиками управиться.
– А что, все не работают?
– Какой там! Гуляют с утра до поздней ночи.
– Хотите, я с ними поговорю?
– Ну а чего вы им можете сказать?
– Найду чего... пристыжу.
– Зачем же их стыдить? Они кровь проливали, они смертельно устали на войне. Это понимать надо. И вообще, давайте условимся, товарищ Якушев: мы сами будем свои болячки лечить. Народ не кобель, чтоб его носом в лужу тыкать!
– Вечно вы из-под меня почву вышибаете!
– полушутливо-полусерьезно сказал Якушев.
– А по-моему, наоборот: я стараюсь вам жизнь облегчить. Ну чего вы, что ни день, сюда повадились? Нешто мы дети малые, своим умом жить не можем?
– Да ведь с меня тоже требуют!..
– То-то и оно!
– вздохнула Надежда Петровна.
– Мой дед извозом на Курском тракте занимался. Он рассказывал: попадется, бывало, нетерпеливый седок и ну деда по шее лупить! Дед вызверится и давай лошадей охаживать. Так и мчатся: седок -деда, дед - лошадей, а лошади что?.. Лошади свое нутро тратят, перегорает в них сила, случалось, околевали прямо на скаку. Разорился дед...
– Мрачная притча!
– Не притча - правда! Колхозники - самые незащищенные люди. С рабочим не помудришь - взял расчет и на другой завод подался. Профсоюзы опять же... А колхознику куда деваться? Он к земле прикован, у него и паспорта нету, попробуй уйди! И оттого иному дуролому кажется, что нет никакого предела давильне. Еще поднажми, еще сок выдавишь - ан, то уже не сок, а кровь!.. Вот вы второй план с нас требуете. Знаю, нужно дать, такое сейчас положение в стране. Но как бы это сделать, чтоб поменьше людей ущемить, чтоб не обманом, не давильней это получилось, а по сознательности, по сердцу? Иначе на другой год не то что двух планов - одного не сробят. Филон начнется, как при немцах. Все в поле, а работы нет. Сельское дело - нежное, боже упаси его силой ломать. Не то что человек-труженик - сама земля обидится, перестанет рожать...
Последнее восклицание относилось к Жану Петриченко, на рысях спешившему в сельмаг с авоськой, полной пустой посуды...
...Сельмаг. Заведующий в грязном фартуке и донской папахе наваливает на прилавок гору различной снеди.
– Осетринки маринованной не будет, пойдет тюлька в томате.
– Давай тюльку, - соглашается Василий Петриченко, красный, разомлевший от затяжной пьянки.
– "Казбек" кончился, могу предложить "Беломор".
– Ты бы еще "Прибой" или "Волгу" предложил!
– презрительно говорит Василий.
– Завтра обеспечим "Казбек"!
– с готовностью говорит заведующий.
Василий кидает на стол деньги: "Сдачи не треба!" Забирает в кошелку водочные бутылки, консервы и прочую снедь, идет к выходу. В дверях сталкивается с Жаном.
– Коль мужики еще с недельку так погуляют, - шепчет завмаг продавцу, выполним квартальный план. А ну-ка, - заметил он нового посетителя, обеспечь подкрепление.
Жан подошел к завмагу, шмякнул авоську на прилавок, огляделся.
– Реализуем, папаша, чудные дамские часики системы "Омега"?
– Это как понять - "реализуем"?
– Культурное, заграничное слово! У них, понимаешь, есть деньги "реалы" называются. Получил за товар деньги - значит, "реализовал". Реализуй мне две косых и забирай эти чудные часики на шестнадцати камнях.
– Ну-ка, покажи...
...Гуляют конопельские мужики. Фарсовито, истово, без суеты и спешки. В разных концах деревни могучие, промытые "Демченкой" и "Особой московской" глотки исторгают лихие и грустные песни. Звучат и неизбывные "Степь да степь кругом", "Молодая пряха", и "Крепка броня", и "Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех". На всех кавалерах - галифе, суконные кителя и воинские фуражки; подворотнички сверкают белизной, сапоги надраены до зеркального блеска.
С поля устало возвращаются бабы. Проходят мимо пирующих фронтовиков, умиленно прислушиваясь к пению, в котором основной упор делается на громкость.
– Мой-то, ну чисто Лемешев!
– глядя на широко открытую пасть Василия, умиляется Софья.
– Уважаю мужские голоса, - заметила Марина, - не то что наша бабья визготня.
– Красиво гуляют!
– присоединила свой голос Комариха...
– Нет, вы как клали? У вас кирпич с кирпичом не сходится!
– орет Надежда Петровна, выстукивая новую печь в зимнем птичнике.
Перед ней в испачканных известкой фартуках стоят Матвей Игнатьевич и Матренин муж по кличке Барышок. Мастера исполнены чувства собственного достоинства, чуть презрительной обиды, но отнюдь не смущены и не подавлены упреками председательницы.
– Нешто может баба понимать в печах, а, Матвей Игнатьич?
– говорит Барышок, разминая в пальцах папироску.
– Никак не может, - степенно отвечает Матвей Игнатьевич.
– Вот что, - устало говорит Петровна, - разбирайте эту печку к чертовой матери!