Бабьи тропы
Шрифт:
— Значит, и вас, фронтовиков, уговорили? И вы заодно с ними? Ну, только вы попомните: никто на новый сход не пойдет… И мы не пойдем.
Крестьяне со средним хозяйством безнадежно махали руками и корили фронтовиков:
— Не треплите, братаны, языками!.. Знаем: вам нечего терять… А у нас могут последнюю скотину со двора увести за недоимки.
Некоторые встречали агитаторов враждебно:
— Эх, вы… Постыдились бы!.. А еще солдаты… Слушать вас тошно!
Бабы везде одно твердили:
— Не пустим воевать ни
А старики из богатых кержаков прямо заявляли:
— Не надо нам никакой власти. Наши отцы жили здесь, в Белокудриной, без царских чиновников, никакой власти не признавали. И мы проживем без городских властей.
— А как же дальше-то будем жить и управляться? — спрашивали агитаторы.
— Миром будем решать свои дела, — отвечали старики, — как господь бог в писании указал.
Время от времени фронтовики забегали в избу кузнеца и докладывали Капустину о настроениях белокудринцев. Но Капустин давал им новые наставления и вновь отправлял на уговоры мужиков и баб. К концу дня, по совету Маркела, Панфила и бабки Настасьи, Капустин согласился привлечь к агитации мельника и попросил пойти по дворам деда Степана.
— А может быть, и вы, Настасья Петровна, пойдете и поговорите со своими знакомыми женщинами? — спросил Капустин, собираясь уходить из избы.
— Нет, не пойду я, — сказала бабка Настасья, угадав намерение Капустина. — Я посижу тут с Акулей. Вас подожду.
— А что… я нужен вам?
— Нужен, — загадочно молвила Настасья Петровна.
— Говорите сразу, сейчас, здесь.
— Нет. Разговор у нас будет большой, — сказала бабка Настасья. — Идите… куда задумали… А я подожду.
Лишь только Капустин вошел в дом старосты, его забросали вопросами:
— Ну, как настроен народ?
— Что говорят мужики?
— Бабочки-то шумят? — спросил старшина, посмеиваясь.
— А я ведь посылал своих ребят, — сказал староста. — Тихонько мы разузнали — чего толкуют мужички и бабы.
Капустин присел на табуретку, которую угодливо подставил ему старшина, и ответил:
— Пока… все упираются! Все наотрез отказываются идти на собрание.
— А вы говорили, что хорошо знаете деревню! — съехидничал Немешаев. — Нет… ее, деревню-то… надо изучать да изучать!
— А мне нечего ее изучать, — сухо сказал Капустин. — Я полжизни прожил в сибирской деревне.
Немешаев спросил Капустина:
— Что же будем делать?.. Быть может, поедем дальше? А белокудринцев оставим в покое… Пусть варятся в собственном соку!
— На это я не согласен, — ответил Капустин. — Я, лично, думаю так: вам и товарищу Прихлебаеву надо посидеть здесь, а старшине и старосте надо сейчас же обойти несколько дворов и официально объявить, что в нынешнем году никаких налогов и недоимок собирать никто не будет.
Старшина и староста замялись, закряхтели, закашляли.
— Я считаю, товарищ Капустин, что вы опять срываете задание Временного правительства!
Капустин спокойно сказал:
— И впредь буду срывать… везде, куда мы поедем…
— Это безобразие! — крикнул Прихлебаев.
Немешаев добавил:
— Чистейшая демагогия!
Капустин пожал плечами:
— Это уж как вам угодно, так и считайте. А я как до сих пор говорил, так и дальше буду говорить крестьянам. Буду говорить, что правительству капиталистов и помещиков ни копейки денег давать не следует.
Немешаев ехидно засмеялся:
— А мы тоже не будем сидеть сложа руки. Постараемся покрепче разоблачить вашу антигосударственную и антипатриотическую проповедь!
— Посмотрим! — сказал Капустин, подкручивая свои седые усы и хмурясь. — Но я не ручаюсь, что при тех настроениях, которые вы создали своими речами в этой деревне, вам удастся завтра еще раз выступить на собрании.
При этих словах старшина и староста многозначительно переглянулись.
Обращаясь к старосте, старшина сказал:
— Ну, как, Филипп Кузьмич, может быть, пойдем? Походим по деревне? Позовем еще разок мужичков на сход-то… а?
Староста крякнул и, к удивлению Немешаева и Прихлебаева, ответил:
— Пойдем, пожалуй… походим… потолкуем с мужиками.
Глава 24
Еще раз запылало солнце над лесом, над деревней Белокудрино и над зеленым ковром обширного выгона, где одиноко торчала старая мельница с дырявыми крыльями и с узеньким крылечком, над которым развевался небольшой красный флаг.
Еще раз собралась около мельницы толпа белокудринских мужиков, баб, парней и девок.
Но сегодня около мельницы не слышно ни разговоров, ни шуток. Лица мужиков и баб были суровы и насторожены, а парни и девки поглядывали по сторонам и в сторону крылечка с нескрываемым любопытством. На крылечке, плотно прижимаясь друг к другу, стояли и поджидали подходивших — старшина, староста, солдат Прихлебаев, старичок Немешаев, вновь прибывший горожанин Капустин и кузнец Маркел.
Капустин стоял в самом центре крылечка, под развевающимся над его головой красным флагом. На крылечке тоже все молчали — поджидали и подсчитывали подходивших граждан.
Сегодня вокруг мельницы не бегали и не визжали ребятишки — родители приказали им не выходить из деревни, но они собрались на конце улицы и издалека наблюдали за тем, что делалось около мельницы.
Прошло с четверть часа после того, как к мельнице подошли Теркин и его жена. Из деревни больше никто не появлялся.
Обращаясь к старшине, староста негромко молвил:
— Пожалуй, пора начинать, Илья Андреич. Видать, никто больше не придет. А кто запоздает, тот сам на себя пусть пеняет.