Баблия. Книга о бабле и Боге
Шрифт:
«Какого черта, – выругался он про себя. – Я же ей вчера позвонил, сказал, что иду бухать с друзьями. Она против ничего не имела. Так какого черта происходит вообще?..»
– Доброе утро, Лен, – сказал Алик ласково, обнимая укоризненную спину. – Чё-то я перебрал вчера.
– Уммм, – обиженно промычала Ленка.
– А знаешь, я вчера подрался, впервые за хрен знает сколько времени. Представляешь, какие-то ублюдки микрофон стали у меня отнимать, когда я «Маме» Павла Воли исполнял.
– Уммм. – Жена, не оборачиваясь, продолжала помешивать в кастрюле.
– А я им от души так по роже врезал, и одному, и второму. Кровищи много
– Уммм.
– Лен, твою мать, чего случилось, в чем я на этот раз провинился?!
– Ни в чем. Все хорошо.
Алик выпустил жену из объятий. Ленка обернулась. Вид у нее был такой, что сразу вспомнилась песенка короля из «Бременских музыкантов»:
«Состоянье у тебя истерическое.
Скушай доченька яйцо диетическое,
Или, может, обратимся к врачу?»
– Я же вижу, ты опять недовольна. Это из-за того, что я нажрался? Ну ты же знаешь, работа у меня нервная, стресс снимать как-то надо…
– Кто такая Наташа?
Опаньки, а вот это был нокдаун. Бесстрастный рефери металлическим голосом начал отсчет. Один, два…
– Какая Наташа?
Три, четыре…
– Та, которая эсэмэску тебе прислала: «Алик, тебе нужна помощь, давай встретимся сегодня».
«Ду-у-у-раааа, – мысленно завыл Алик. – Какая же она дура. Место она свое знает… Кто ее просил эсэмэски мне на телефон в выходные присылать? И эта тоже дура, неймется ей, по телефону шарить начала. Живи, радуйся. Муж любящий, дети здоровые, денег достаточно. Что еще надо для их бабского счастья? Нет, остренького захотелось. Нервишки себе пощекотать, а мужу любящему кровушки попить. Какие же они все дуры, господи. И я не лучше, зачем ей звонил ночью, зачем вообще с ней связался? Лучше бы я был импотентом, кастратом, кем угодно… Импотенты отличные ребята, хорошие друзья, великолепные работники. Ничто не отвлекает их от борьбы за существование. А я, а я… Что делать-то, господи? Еще это похмелье. Голова совсем не соображает…»
Он лихорадочно пытался придумать план спасения. А страшный голос инфернального рефери продолжал неумолимый счет. Пять, шесть, семь…
– Значит, по телефону моему шаришь. Дожили. Молодец.
Поверженный на ринге семейной разборки, Алик неловко встал на одно колено.
Восемь, девять…
– Значит, все как у людей у нас стало? Как в лучших домах нашей рабоче-крестьянской Родины. Муж ворует, а жена по телефону его шарит да заначки ищет. Так? Совсем сбрендила. Окстись, дорогая. Я тебя не за это полюбил.
Счет прекратился. Алик почувствовал себя легендарным Рокки Бальбоа, в очередной раз восставшим практически из пепла.
– Я не хотела, – ушла в глухую защиту жена. – Это случайно получилось. Ты оставил телефон на кухне. Пришла эсэмэска, а я подумала, что это мой телефон. Случайно прочла, на автомате.
– Не хотела она… врешь ты все. Не верю я тебе больше. Небось всегда читаешь, при первой же возможности. Ну чего, много прочла? Много нарыла?
– Нет, нет, нет. – Жена в ужасе закрыла лицо руками и заплакала. – Ты все неправильно понял. Я в первый раз, я случайно…
– Как ты могла, как ты смела подумать обо мне такое! Как ты додумалась только телефон мой в руки взять. И это после почти двадцати лет совместной жизни? Наташа, чтоб ты понимала – это наш начальник отдела рекламы. И я попросил ее за выходные переделать рекламный бюджет на следующий год. Потому что копают
Жена съеживалась на глазах. Воскресший, истекающий кровью Рокки, сжав зубы, прижал противника к канатам и проводил свою фирменную серию ударов. Прямой правой, левой боковой в корпус, нырок и снизу в челюсть. Секунды отделяли опытного бойца от заслуженной победы.
– А зачем ты звонил вчера Наташе в четыре пятнадцать утра и разговаривал с ней пятьдесят восемь минут сорок две секунды? Рекламные бюджеты обсуждал, да?
Ба-бах! Увлекшись нападением, чемпион пропустил контратаку противника. У Рокки рассечена бровь, безвольным мешком он валится на ринг. Он не может продолжать бой… Инфернальный рефери снова начал отсчет. Причем сразу с пяти.
Пять, шесть, семь, восемь…
«И звонки посмотрела. Твою мать, там же звонки отмечаются в телефоне! Как я мог забыть? За что мне все это? Все эти драки, другие миры, сердобольные шлюхи с их эсэмэсками, разборки с охреневшей от безделья женой. Мама, мамочка, спаси меня. Роди меня обратно…»
На Алика снова накатила тягучая тоска. Вот жена с ним устроила разборку из-за какой-то Наташи. А не знает дурочка, что, может, сошел он с ума. Лопнуло у него в голове что-то от перенапряжения, и запутался он. И всему их благополучию, где самые большие проблемы – простуды детей и его глупый левак, может скоро прийти конец. А она тут разоряется. Нервы портит и себе, и ему.
– Да, звонил, – с вызовом ответил он жене. – Звонил и разговаривал до пяти утра. Потому что крыша у меня поехала. Расслабиться не могу. Пью, пью, а не могу. Вот стукнуло меня в четыре ночи, сколько можно еще украсть на рекламе, и позвонил рекламщице. А она вместо того, чтобы послать меня, слушала внимательно. Потому что баба одинокая и жрать что-то надо. А мужа, как у тебя, который напоит, накормит и еще извиняться за все это будет, нет. Поэтому и слушала за долю малую и эсэмэску еще прислала с предложением помощи. И работать в выходные готова. Да что я говорю, ты все равно не поймешь.
– А ты брось меня, брось. Я же чувствую, тебе давно хочется. С другими бабами меня сравниваешь. Плохая я у тебя всегда. Хуже всех. Хуже не бывает. А вот я сейчас, раз плохая, возьму и позвоню этой Наташе. И спрошу, о каких бюджетах вы там разговаривали. А? А? Позвонить?
«Десять», – загробным голосом произнес инфернальный рефери, и Алика, как ни странно, отпустило. Все равно стало.
«Да пусть делает чего хочет, – устало подумал он. – Звонит, выясняет, истерики закатывает. Не объясню я ей ничего, даже если наизнанку вывернусь. Не поймет она. И вообще пошли все на хер. Я сошел с ума. Никого нет дома. Ушел править миром – буду не скоро. Надоели все…»