Баблия. Книга о бабле и Боге
Шрифт:
«Вот это да, люди так не кончают», – успела подумать она и потеряла сознание.
Проснулась Алика очень рано, от первых лучей солнца, пробивавшихся сквозь неплотно прикрытые занавески. Сразу увидела волосатую подмышку лежащего рыцаря. Оказывается, она спала, почти уткнувшись в нее лицом. Противно почему-то не было. После того, что вчера произошло, стал ей этот глупый и сильный дурашка родным. Роднее всех на свете. Уютно с ним вот так вместе лежать, спокойно и тепло. Захотелось прижаться к нему, погладить, поцеловать в небритый подбородок. Алика оперлась на локоть, приподнялась и потянулась
– Сууууукааа, – почти ультразвуком заверещала она, запрыгнула на мощную грудь рыцаря и, нагнувшись, вцепилась в волосы подлой соперницы.
– Шалава, шалашовка дешевая, шлюха подзаборная, убью!
Не до конца проснувшаяся Антуанетта инстинктивно двинула пяткой Алике в живот.
– Ты чего, свихнулась? Совсем дура стала, ты чего творишь, колес объелась? Курица драная, да отвали ты от меня.
Антуанетта сопротивлялась как могла. Царапала лицо, больно щипала за сиськи.
Благородный рыцарь проснулся и тут же охренел. Не самое лучшее пробуждение в его жизни получилось. Две разъяренные бабы мутузили друг друга, страшно при этом ругаясь и противно визжа. Причем полем битвы был он сам. На нем все и происходило.
– Девочки, ну не ссорьтесь, – попытался помирить он баб. – Вы обе хорошие. Нам же хорошо было вместе. Лучше любовь, чем война. Давайте продолжим наши игры.
Бывшие подруги на секунду замерли, посмотрели друг на друга и синхронно, как будто долго репетировали вместе эту сцену, набросились на рыцаря. Алика вцепилась ногтями ему в грудь. Антуанетта вырвала клок волос с лобка. Алика укусила за ухо. Антуанетта драла длинными пальцами ноздри.
– Тварь…
– Кобель…
– Поиграть захотел…
– Ща поиграем…
– Больше ни с кем играть не сможешь…
– Игралку оторвем…
– Сука…
– Ничтожество…
Благородство рыцаря имело свои пределы. Он схватил девок за узкие талии, забросил их себе на плечи и понес через гостиную к выходу. Двери открылись, мир вокруг Алики быстро завертелся, через секунду она обнаружила себя сидящей голой задницей на холодном и грязном асфальте. Из разодранной коленки сочилась кровь. Еще через секунду на нее шлепнулась вопящая Антуанетта. Потом из двери прощальным салютом грустно полетели их еще вчера такие красивые, а сейчас скомканные и жалкие тряпочки. А потом дверь захлопнулась. Тряпочки еще кружились в воздухе, а подружки уже, обнявшись, рыдали друг у друга на грудях четвертого размера и жаловались на жизнь.
– Гад он.
– Сволочь.
– Как он мог?
– Как ты могла?
– А ты?
– Все равно он гад.
– И сволочь…
Унизительно было очень. Вот так сидеть голыми задницами на асфальте и плакать. Трахнули их и выбросили, как использованные презервативы. И это их, королев мира практически. Как он мог, как посмел?! Да кто он вообще такой? В глазах Антуанетты вспыхнул огонь мести.
– Слушай, подруга, я вспомнила, ты же бог у нас. А давай он раскаиваться будет неделю… нет, месяц… нет, вообще всю жизнь. Или лучше развей его по ветру. Или в жабу преврати, как официанта. Помнишь?
Алик вспомнил, все вспомнил. Удивительное дело, за
– Так, значит, они не дуры, как я раньше думал. Значит, все эти немотивированные истерики, глупые эсэмэски, идиотская самоотверженность, умопомрачительная подлость и прочая чушь – не следствие врожденной тупости. Просто вуаль искажает. Способ жизни у них такой. Сверхзадача неосознанная, родить, жизнь продолжить. Отсюда все. И между прочим, в этом есть правда, большая правда. Чуждая мужикам, но правда. Правдивее нашей будет. Вернусь в Москву, надо для жены что-то хорошее сделать. Показать ей, что понял ее. Куплю что-нибудь дорогое. В театр сходим. И перед Наташей извинюсь. И тоже куда-нибудь сходим.
– Ну так чего, будем козла в жабу превращать? – прервала размышления Антуанетта.
– Козла в жабу? Будем. Всех будем. А ты пока раскаивайся давай.
– За что, Алика?
– Сама знаешь за что. Видела вчера, что я не в адеквате, и подсуетилась сразу. И не Алика я тебе, а Господь Всемогущий. Поняла?
– Поняла, – обреченно вздохнула Антуанетта и начала покаяние.
Алик товарища (подругу?) не слушал. Он размышлял, не стоит ли закончить эксперимент с девичеством. Вроде бы испытал уже все. Решил, что не стоит, уж больно приятно было быть бабой. А еще очень хотелось влюбиться и родить от любимого. Почувствовать, что это такое вообще…
Антуан оказался шлюхой. После случая с благородным рыцарем он (она?) стал давать всем подряд. Правда, с богом в постельных делах предпочитал не пересекаться. С ним была другая проблема. Алик замучился делать ему (ей?) безоперационные аборты. Контрацептивов Антуанетта не признавала. Таблетки, видите ли, портят фигуру, а презервативы убивают ощущения. Конечно, хорошо ей, когда господь личным гинекологом работает. Даже наказать ее как следует не получалось. Ведь теперь Алик понимал женщин. Просто бесится девка. Ищет оптимальный путь для продолжения жизни. Глупо, но ищет. Не виноватая она, он сам пришел, гормон этот проклятый. Может, и найдет. Хотя шансов, конечно, мало.
Алику после прозрения стало намного хуже. В вуали появились дырки. Нет, он еще флиртовал с мужиками и даже спал с ними. Но все было не то. Только удавалось забыться, почувствовать себя беззаботной, неотразимой Аликой, даже влюбиться почти, как сразу неприглядная картина реальности лезла сквозь прорехи в вуали. Романтика разрушалась. Искренность пропадала, и все начинало походить на флирт молодящегося педика с ничего не подозревающими натуралами. Фу, отвратительно. Он снова стал чувствовать себя мужчиной и сделать с этим ничего не мог.